ИНФОРМАЦИОННЫЕ УГРОЗЫ И ИНФОРМАЦИОННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ В ГЛОБАЛЬНОМ ИЗМЕРЕНИИ

86

Четвертая промышленная революция и глобальная геополитика — вызовы глобальной безопасности

Влияние новой промышленной революции на формирование полицентричного мироустройства. В истории индустриальной цивилизации принято выделять четыре сменяемые друг друга промышленные революции и соответствующие им технологические уклады (табл. 2):

Таблица 2

Первая и вторая промышленные революции характеризовались односторонней структурно-функциональной зависимостью между сферой материального производства и другими сферами человеческого бытия (социальной, политической, духовной): «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» !. Структура материального производства

¹ Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие И Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Политиздат, 1959. Т. 13. С. 7.

определялась формирующейся системой машин — энергетических, транспортных, обрабатывающих и информационно-управляющих. В свою очередь, функции материального производства получали воплощение в создании различного рода механических, электрофизических и электрохимических и др. технологий. Но тогда же стала формироваться и своеобразная обратная связь, заключающаяся в воздействии духовной деятельности на материальное производство. Это, как доказал К. Маркс, проявилось в процессе превращения науки в непосредственно производительную силу общества: «Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов и т. д. Все это — продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это — созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания. Развитие основного капитала является показателем того, до какой степени всеобщее общественное знание [Wissen, knowledge] стало непосредственно производительной силой, и отсюда — показателем того, до какой степени условия самого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним; до какой степени общественные производительные силы созданы не только в форме знания, но и как непосредственные органы общественной практики, реального жизненного процесса» ^[1]. В свое время эти слова К. Маркса трактовались применительно к анализу процесса становления науки как непосредственно производительной силы специфически капиталистического способа производства. В контексте наших рассуждений хотелось бы подчеркнуть, что из «всеобщего общественного знания» именно научное знание, могущее быть овеществленным непосредственно в средствах труда, противопоставляется живому труду как сила капитала. При этом живому труду по-прежнему принадлежит всеобщее общественное знание в широком смысле, но ему противопоставляется систематизированное научное знание, овеществленное в технических средствах, технологии, методах организации производства . Присущее науке имманентное свойство выступать силой капитала воплотилось в создании не только производственной техники, но и техники военной, в том числе предназначенной для совершения операций в информационной

сфере. Наука, будучи «всеобщим духовным продуктом общественного развития», создает прибавочную стоимость, поскольку она, — по меткому замечанию Маркса, — «выступает здесь как нечто непосредственно включенное в капитал (а применение ее как науки, отделенной от знаний и умения отдельного рабочего, в процессе материального производства проистекает только из общественной формы труда), как силы природы как таковые и как природные силы самого общественного труда» Так на протяжении первых двух промышленных революций наука в статусе «непосредственно производительной силы», была включена в систему капиталистического способа производства и тем самым обеспечивала его устойчивость, несмотря на многочисленные социальные и политические перевороты.

С тех пор промышленно развитые страны стали выступать центрами экономического и военного могущества, генератором которого стал растущий потенциал естественных, технических и гуманитарных наук. Рэй Клайн еще в середине 70-х гг. XX в. определял военное могущество как основу национальной мощи государства, которая, в свою очередь, представляет собой совокупность материальных и военно-политических факторов влияния и властвования за пределами национальных границ. В мировой политике национальная мощь государства представляется ее лидерами, военно-политическим руководством. Именно это руководство утверждает и претворяет в жизнь стратегические цели государства на перспективу. Клайн предложил рассматривать национальную мощь государства следующим образом: Р = (С + Е + М) х (S + W), где: Р — воспринимаемая национальная мощь государства; С — «критическая масса», определяемая отношением численности населения государства к величине его территории; Е — экономический потенциал государства; М — военный потенциал государства; S — стратегические цели; W — политическая воля к реализации национальной стратегии. В своей совокупности (С+Е+М) означает «мощь государства», a (S + W) — «обязательства государства» ^[2] Общая формула расчета геополитического статуса имеет следующий вид:

S (t) = FA (t) • G (t), где:

S(t) — статус в определенный период времени t;

Е4 — «функция влияния», указанных выше факторов, не связанных непосредственно с геополитическим потенциалом;

G(t) — геополитический потенциал, значение которого определяется по следующей формуле:

6'(/) = 0,5(| ₊ Х“)%“^С’^Г.где

X. (i = Т, D, Е, М) — доли государства в общемировых показателях соответственно в территориальной, демографической, экономической и военной сферах.

В случае признания целью государства повышения своего геополитического статуса величина S(t) может быть использована в качестве целевой функции при стратегическом планировании внешней политики государства ^[3]. Данные для расчета геополитического статуса по приведенным выше формулам следует брать, исходя из сопоставления численности населения и вооруженных сил, места государств в мировых рейтингах, данных по ВВП отдельных блоков и стран мира. Геополитический статус государства определяется состоянием его транспортной инфраструктуры, которая развивается в соответствии с определенными геополитическими закономерностями.

Приведенная выше аналитика геополитического потенциала и геополитического статуса государства применима и к межгосударственным союзам и при прогнозировании геополитических сдвигов и потрясений в 2012-2025 гг. В этот период с большой вероятностью предполагается осуществление в ряде промышленно развитых стран, в т. ч. и в России, коренных экономических, политических и социальных реформ.

Вопрос о влиянии новой промышленной революции на формирование полицентричного мироустройства следует рассматривать именно в контексте анализа геополитических статусов как отдельных государств, так и коалиций государств, выступающих в качестве самостоятельных акторов мировой политики. В данном случае отдельные компоненты новой промышленной революции оказывают мультипликативное влияние на составляющие геополитического потенциала этих акторов Т, D, Е и М.

О наступлении четвертой промышленной революции заявил Клаус Шваб на экономическом форуме в Давосе в январе 2016 г. Рассмотрим кратко ход его рассуждений:

• — отличительной особенностью этой революции является постепенное стирание граней между физической, цифровой и биологической сферами;
• — она, по сравнению с промышленными революциями прошлых лет, развивается по экспоненте, а не линейно, затрагивает практически все сферы жизни во всех странах и предвещает трансформацию всей системы производства, управления и руководства;
• — имущественное неравенство, будучи наиболее важным экономическим показателем, начинает устойчиво ассоциироваться с Четвертой промышленной революцией;
• — революция существенным образом изменит саму систему национальной и международной безопасности, оказывая влияние на природу конфликтов и их виды, поскольку «современные межгосударственные конфликты все чаще являются гибридными по своей природе, совмещая боевые действия на поле боя с элементами, которые ранее рассматривались как негосударственные. Граница между войной и миром, военнослужащим и гражданским, и даже между насилием и ненасилием становится пугающе нечёткой»;
• — революции в биотехнологиях и искусственном интеллекте заставят нас переосмыслить само понятие человека;
• — мы «должны направить Четвертую промышленную революцию в то русло, которое отвечает нашим общим целям и ценностям. Чтобы это сделать, нам необходимо выработать глобальную систему взглядов на то, как технологии влияют на нашу жизнь, экономику, общество, культуру и человека»

Итак, вопрос о влиянии Четвертой промышленной революции на формирование полицентричного мироустройства необходимо анализировать, опираясь, в первую очередь, на математическую геополитику (коалиционное взаимодействие акторов полицентричного мира) и глобальную технологию преобразования реального и виртуального миров.

Геополитический ракурс информационно-психологического противоборства в киберпространстве. Философское осмысление геополитического знания о путях формирования полицентричного мироустройства не может обойти стороной процессы информационно-психологического противоборства в киберпространстве, возникновение которых обусловлено переходом к новому технологическому укладу. Так, еще в 1954 г.

Поль Лайнбарджер (1913—1966), американский специалист-психолог, разведчик, консультант Пентагона по организации подрывной пропаганды в книге «Психологическая война» вполне откровенно заявил следующее: «Психологическая война не является каким-то волшебным средством. Это вспомогательное оружие современной войны и полезная составная часть современной стратегии. Если определенный политический курс разработан достаточно разумно и служит действенным средством сдерживания войны, то мероприятия психологической войны, подкрепляющие эту стратегию, также будут служить делу предотвращения войны... Психологическая война своим оружием стремится привлечь на свою сторону живого солдата противника, чтобы затем отпустить его домой как своего друга. Никакое другое оружие не обладает подобными свойствами» ^[4]. Стоит обратить внимание на весьма «скромное» замечание: психологическая война привлекает противника, который становится другом организатора этой самой психологической войны, вернувшись домой. По сути дела, психологическая война той поры сводилась к самой изощренной пропаганде, основанной на лжи и дезинформации, разжигании межнациональной и межконфессиональной вражды, манипуляции общественным сознанием и идеологических диверсиях.

Томас Рона в 1976 г. ввел в научный оборот военных аналитиков термин «информационная война» , тем самым положив начало «оцифровке» методов и способов ведения психологической войны, прежде носившей преимущественно пропагандистский характер. Информация стала посредником в субъект-объектных отношениях в военных действиях, орудием стратегического информационного противоборства. Пожалуй, первые формулировки принципов борьбы с системами управления в качестве орудия стратегического информационного противоборства в военной области можно найти в разработанной и введенной в действие в 1996 г. министерством обороны США «Доктрине борьбы с системами управления». Принципы эти сводятся к совместному использованию «приемов и методов

безопасности, военного обмана, психологических операций, радиоэлектронной борьбы и физического разрушения объектов системы управления, поддержанных разведкой, для недопущения сбора информации, оказания влияния или уничтожения способностей противника по контролю и управлению над полем боя, при одновременной защите своих сил и сил союзников, а также воспрепятствование противнику делать то же самое» От доктрины борьбы с системами управления к признанию разделения театра военных действий на две составляющие — традиционное пространство (земля, вода, воздух и ближний космос) и киберпространство — всего один шаг. Совершая его, полковник ВВС США Дж. Уорден разработал концепцию «пяти колец», согласно которой целями воздействия выступают следующие объекты противника, выбираемые по степени важности: в центре — политическое руководство, затем следуют система жизнеобеспечения; социальная и техногенная инфраструктура; гражданское население и, в последнюю очередь, вооруженные силы. Поскольку воздействие на указанные объекты осуществляется с помощью сетевых технологий и методов, такое противоборство получило название «гибридная война», основой которой является массированное воздействие на морально-психологическое состояние руководства и населения страны-противника.

Итак, пятым измерением войны выступает киберпространство (глобальное информационное пространство) как ключевое звено гибридной войны (hybrid warfare).В киберпространстве используются военные и невоенные инструменты в «интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, использующих дипломатические возможности; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий; в сочетании с экономическим давлением» ^[5] . Более того, гибридная война по своей сути носит глобальный характер — цивилизационный и геополитический, представляя собой череду конфликтов, в которых противник способен применять одновременно все способы ведения войны, соединяя их «для удовлетворения собственных стратегических

культурных и географических целей» ^[6]. Начало XXI века ознаменовалось растущей интенсивностью кибератак и их выходом за пределы сферы ведения разведывательной деятельности. Киберпространство становится доступным для ведения боевых действий — наравне с землей, морем, воздухом и космосом. Киберпространство — пятое измерение войн глобального масштаба — заключает в себе предпосылки как информационных боевых операций, так и информационной безопасности, которые «опредмечиваются»:

• — в технико-технологических и организационных средствах ее обеспечения;
• — в инновационном тренде расширения пространства ведения боевых действий;
• — в национальных военных и оборонных доктринах и стратегиях.

Кибервойна (точнее, операции в киберпространстве, проводимые в ходе войны, а в мирное время — это диверсии, теракты, идеологическая обработка гражданского населения) является одним из магистральных направлений революции в военном деле, приведшим к появлению гибридных войн (их еще называют многомерными нелинейными войнами). Современное и перспективное кибероружие, используемое в гибридных войнах, подразделяется на пять основных групп:

• — сетевое кибероружие, обеспечивающее доступ многофункциональных компьютерных программ в закрытые внутренние военные и гражданские сети противника, включающие критические объекты;
• — коммуникационное кибероружие, которое представляет собой программный код, способный искажать и блокировать обмен сигналами между удаленным оператором и боевым роботом;
• — предустановленное кибероружие, в элементную базу которого производителем закладывается управляющий софт с различного рода «логическими бомбами», способными выводить из строя кибероружие под воздействием внешних сигналов;
• — проникающее кибероружие, базирующееся на целенаправленном изменении различных физических сред (акустической, оптической и др.), которое приводит к модификации сигналов, поступающих на внешние сенсорные датчики высокотехнологичных вооружений и приводящих к их выходу из строя;

— электромагнитное оружие, полностью выводящее из строя в ходе превентивного удара боевую технику, «выжигая» элементную базу наступательного вооружения противника

С полным основанием следует заявить о «шестом измерении» глобальной войны и глобальной безопасности в формате информационнопсихологической войны и информационно-психологической безопасности. Если первые пять «измерений» определяют объектную сторону военной деятельности в различных физических средах окружающего мира, то «шестое измерение» охватывает внутренний мир человека, его инстинкты, психику, чувства, эмоции, мысли, мировоззрение, индивидуальное и общественное сознание. В гибридных войнах, с одной стороны, в полной мере используются организационные методы, технологии и средства информационно-психологического воздействия на личный состав и гражданское население противника, а с другой, — информационно-психологические операции армии «сильных мира сего» нацелены на то, чтобы «дать урок» превосходства своих ценностей, силы, аппетитов всему остальному миру. Эти «уроки» буквально «вываливаются» на нас из всех СМИ. Недаром бывший министр обороны США Р. Гейтс как-то «изящно» заявил по поводу утверждения принципа глобального господства Америки: «Соединенные Штаты не могут позволить себе роскошь отказа от участия в конфликтах, потому что эти сценарии не соответствуют предпочтительным для Америки понятиям о войне».

Мы явно или неявно переживаем все детали информационно-психологических операций в реальном масштабе времени и только спустя какое-то время начинаем осмысливать их геополитические и социальные последствия. По прошествии многих лет люди начинают понимать, что прежнее их восприятие текущих событий было ложным, но изменить последствия этого уже невозможно («Но время шло, и старилось, и глохло», писал Б. Пастернак). Средства и технологии информационно-психологической войны, действующие и в мирное время, способны нанести противнику не меньший ущерб, чем средства вооруженного нападения, а информационное оружие, построенное на базе технологий психологического воздействия, обладает значительно большей поражающей, проникающей и избирательной способностью.

«Шестое измерение» глобальной войны и глобальной безопасности следует анализировать, по крайней мере, в двух аспектах — геополитическом и цивилизационном. В рамках глобальной геополитики

¹ Ларина Е., Овчинский В. http://topwar.ru/36839-pyatoe-izmerenie-voyny.html 04.12.2013.

информационно-психологическая война и информационно-психологическая безопасность предстают как две грани захватившего информационное пространство геополитического противоборства, для которого, как писал еще в 1964 году Г. Маклюэн, «земной шар теперь — не более чем деревня» ^[7]. Для цивилизационного подхода информационно-психологическая война и информационно-психологическая безопасность представляют научный интерес в той мере, в какой акторы цивилизационного противоборства (ими выступают в современном мире сложившиеся геоцивилизации — западная и славяно-православная, китайская и индская, арабо-мусульманская и тропически-африканская, латиноамериканская) смогут предложить символический капитал культуры, выражающий образ национальной или наднациональной (цивилизационной) идеи. Цивилизационный код, образцы материальной, духовной и социальной культуры каждого из этих акторов в первую очередь находятся под информационно-психологическим воздействием.

С точки зрения глобальной динамики развития процесс противоборства в информационно-психологической войне предстает разновидностью «большой» игры, в которой участвуют множество участников, ведущих борьбу за реализацию своих интересов, и, соответственно, может быть исследован с помощью теории игр. В таком случае мы должны ввести весь ход рассуждений о диалектической связи глобальной войны и глобальной безопасности шестого измерения в русло математической геополитики, одним из разделов которой, наряду с системным анализом и моделированием мировой динамики (А. А. Акаев, В. А. Садовничий и др.), является разработка игровых моделей в глобальной геополитике.

Выражая согласие с суждением И. А. Василенко относительно того, что в соответствии с новой информационной парадигмой судьба пространственных отношений между государствами все более определяется превосходством в киберпространстве, а в информационном противоборстве деформируется главный геополитический потенциал государства, т. е. упомянутый выше символический капитал культуры , следует отметить, во-первых, перспективность моделирования геополитической динамики на основе методов теории игр (в частности, теории кооперативных игр), а во-вторых, — своевременность включения в геополитический дискурс

представлений о глобальном информационном поле (пространстве), которое выступает не только сферой военного, но и информационнопсихологического противостояния. Рассмотрим это подробнее.

Слово математической геополитике. Повторим сказанное выше, но более определенно: современная, глобальная геополитика характеризуется двумя особенностями. Во-первых, в ее недрах получает развитие информационная геополитика, утверждающая в своем развитии тезис о том, что главным геополитическим потенциалом государства (и коалиции государств) начинает выступать национальный менталитет, культура и моральное состояние людей, а императив «главного геополитического закона» -»тот, кто контролирует источники информации на данной территории, — тот контролирует и саму территорию» Вследствие этого мы должны признать, что весь комплекс проблем обеспечения информационно-психологической и когнитивной безопасности относится к предметному полю информационной геополитики. Во-вторых, стратегия конфликта, опирающаяся на математическую теорию игр, по сути своей инвертивна, т. е. выступает и как стратегия безопасности. Теория игр занимается изучением конфликтов, то есть ситуаций, в которых акторам необходимо выработать какое-либо решение, удовлетворяющее их всех. В теории кооперативных игр изучается круг вопросов об условиях и достижимых результатах взаимодействия акторов. Основными характеризующими признаками кооперативной игры как математической модели ситуации выступают:

• 1. Наличие нескольких акторов.
• 2. Неопределенность поведения акторов, связанная с наличием у каждого из них нескольких вариантов действий.
• 3. Различие (несовпадение) интересов акторов.
• 4. Взаимосвязанность поведения акторов, поскольку результат, получаемый каждым из них, зависит от поведения всех акторов.
• 5. Правила поведения, которым должны следовать все акторы.

Кооперативные игры относятся к классу игр с ненулевой суммой, в которых акторы принимают согласованные друг с другом решения и создают коалиции (частным условием кооперативных игр может быть отсутствие коалиций). Любая коалиция (союз государств) представляет собой объединение двух или более акторов кооперативной игры на основе определенных договорных обязательств (раздел выигрыша, обмен информацией и др.). Далее будем рассматривать игры с переменным составом коалиций, что соответствует реальному положению дел. Примером тому служат растущий состав участников ЕАЭС, расширение круга задач участников ШОС (объединение ЕАЭС и «Экономического пояса Шелкового пути»), созревание качественно новых характеристик БРИКС — ценностных, предлагающих миру историческую альтернативу миропорядку эпохи холодной войны в виде модели, в равной степени привлекательной как для развивающихся, так и для развитых стран ^[8]. В каждом из этих случаев проблемы информационно-психологической и когнитивной безопасности должны рассматриваться в общем контексте информационной геополитики и теории игр.

Рассмотрим ряд конкретных примеров кооперативных игр, которые получаются в тех случаях, когда, в игре п акторов разрешается образовывать определённые коалиции. Обозначим через N множество всех акторов, N = {1, 2,..., п}, а через S любое его подмножество. Пусть акторы из S договариваются между собой о совместных действиях в формате одной коалиции. Очевидно, что число таких коалиций, состоящих из г акторов, равно числу сочетаний из п по г, т. е., а число всевозможных коалиций равно:

п

Xq = 2"-i.

Г=1

Из этой формулы следует, что число возможных коалиций растет в зависимости от числа всех акторов в данной игре. Для исследования этих игр необходимо учитывать все возможные коалиции, и поэтому трудности исследований возрастают с ростом п. Образовав коалицию, множество акторов S действует как один актор против всех остальных, и выигрыш этой коалиции зависит от применяемых стратегий каждым из п акторов.

Характеристической функцией игры называется функция и, ставящая в соответствие каждой коалиции S наибольший, уверенно получаемый его выигрыш u(S). Так, например, для бескоалиционной игры п акторов u(S) может получиться, когда акторы из множества S оптимально действуют как один актор против остальных MS акторов, образующих другую коалицию. Характеристическая функция и называется простой, если она принимает только два значения: 0 и 1. Если характеристическая функция и простая, то коалиции S, для которых

u(S) - 1, называются выигрывающими, а коалиции S, для которых v(S) = О, — проигрывающими. Если в простой характеристической функции и выигрывающими являются только те коалиции, которые содержат фиксированную непустую коалицию R, то характеристическая функция и, обозначаемая в этом случае через называется простейшей. Для примера, простые характеристические функции возникают, например, в условиях голосования, когда коалиция является выигрывающей, если она собирает более половины голосов (простое большинство) или не менее двух третей голосов (квалифицированное большинство). Простейшая характеристическая функция появляется, когда в голосующем коллективе имеется некоторое «ядро», голосующее с соблюдением правила «вето», а голоса остальных участников оказываются несущественными.

После того как коалиции образованы, возникает вопрос: как делить общий выигрыш с учетом веса каждой коалиции между ее членами? В таком случае применяется принцип оптимальности в форме С-ядра, т. е. принципа оптимального распределения максимального выигрыша u(S) между сторонами і є 5. Реализация этого принципа приводит к рассмотрению С-ядра, т. е. множества недоминируемых «вполне устойчивых» дележей кооперативной игры. Вектор х = (х_р ..., х_п), удовлетворяющий условиям индивидуальной и коллективной рациональности, называется дележом в условиях характеристической функции и. Распределение выигрышей (делёж) акторов должно удовлетворять следующим условиям: если обозначить через х_{ выигрыш 1-го актора, то, во-первых, должно удовлетворяться условие индивидуальной рациональности и(і), для і є N, т. e. любой актор должен получить выигрыш в коалиции не меньше, чем он получил бы, не участвуя в ней (в противном случае он не будет участвовать в коалиции).

Во-вторых, должно удовлетворяться условие коллективной рациональности ⁼ ^(^), т.е. сумма выигрышей акторов должна соответст-/є^

вовать возможностям (если сумма выигрышей всех акторов меньше, чем v(N), то им незачем вступать в коалицию. Если же потребовать, чтобы сумма выигрышей была больше, чем u(N), то это значит, что акторы должны делить между собой сумму большую, чем у них есть).

Наличие доминирования х > у означает, что в множестве игроков N найдётся коалиция, для которой х предпочтительнее у. Соотношение доминирования возможно не для всякой коалиции. Так, невозможно доминирование в коалиции, состоящей из одного актора или из всех акторов. Любой дележ из С-ядра устойчив, в том смысле, что ни одна из коалиций не имеет ни желания, ни возможности изменить исход игры. Для того чтобы делёж х принадлежал С-ядру кооперативной игры с характеристической функцией v, необходимо и достаточно, чтобы для любой коалиции S выполнялось неравенство ^и (*^) - С-ядро может оказаться

іє$

пустым, например, когда есть слишком сильные коалиции. Если С-ядро пусто, то требования всех коалиций одновременно не могут быть удовлетворены. В качестве примера можно рассмотреть ситуацию выбора С-ядра в кооперативной игре трех акторов, если максимальные гарантированные 3

выигрыши всевозможных семи коалиций УРз ⁼ 7 следующие:

г=

v(l, 2, 3) = 9, v(2, 3) = 7, v(l, 3) = 4, v(l, 2) = 4, v(l) = v(2) = v(3) = 0.

Решение будет выглядеть следующим образом: воспользуемся утверждением, раскрывающим метод построения С-ядра как множества недоминируемых дележей, т.е. для того, чтобы дележ x(S) принадлежал С-ядру, необходимо и достаточно выполнения неравенств:

ieS

S^N,

где х_{ — доля і-го актора; іє$, должна соответствовать требованию:

х_і > и(і), і = 1, 2, 3.

Оставляя в стороне математические расчеты, укажем на то, что в случае, когда какой-либо актор не является существенным, т. е. не принадлежит коалиции S — носителю игры, то возникает необходимость конструирования принципа оптимальности как принципа справедливого дележа. В этом случае необходимо применить подход Шепли, который формируется на основании аксиом, отражающих справедливость дележей. Носителем игры с характеристической функцией и называется такая коалиция Т, при которой u(S) = v(SnT) для любой коалиции S. Назначение Т заключается в том, что любой актор, не принадлежащий Т, является нейтральным, он не может ничего внести в коалицию и ему ничего не следует выделять из общих средств.

Пусть о — характеристическая функция кооперативной игры п акторов, л — любая перестановка множества N акторов. Через ли обозначим характеристическую функцию, содержательный смысл которой состоит в том, что если в игре с характеристической функцией и поменять местами акторов согласно перестановке л, то получим игру с характеристической функцией ли. В данном случае необходимо применить аксиомы Шепли.

• 1. Аксиома симметрии. Для любой перестановки л и /еМдолжно выполняться (ли) = ^(и), т.е. акторы, одинаково входящие в игру, должны «по справедливости» получать одинаковые выигрыши.
• 2. Аксиома эффективности. Если коалиция S — любой носитель

игры с характеристической функцией v, то (^у) ⁼ .

ieS

Иными словами, «справедливость требует», что при разделении общего выигрыша носителя игры ничего не выделять на долю посторонних, не принадлежащих этому носителю, равно как и ничего не взимать с них.

3. Аксиома агрегации.Если есть две игры с характеристическими

функциями и' и и" , то (p_t {у' +1/) = (p_i + <р₍ (t/J , т. е. ради

«справедливости» необходимо считать, что при участии акторов

в двух играх их выигрыши в отдельных играх должны складываться.

Приведенные примеры и решения могут быть использованы при разработке игровых моделей объективно складывающихся процессов коалиционного взаимодействия в указанных выше объединениях с целью принятия политических решений по обеспечению эффективности их деятельности, укрепления мер доверия при установлении полицентричного мира и устойчивого развития мирового сообщества. Вместе с тем, в контексте всех предшествующих рассуждений мы с уверенностью должны утверждать, что информационно-психологическое противоборство в киберпространстве не только подвластно гуманитарной экспертизе, но и на основе теоретико-игрового моделирования взаимодействия государств и их коалиций будет разрешаться благодаря математическому объяснению справедливости, индивидуальных и общих интересов.

Глобальное информационное поле. Еще в 1973 г. с целью разработки, совершенствования и сопровождения военно-космических информаци-онно-управляющих систем различного назначения под руководством А. И. Савина (1920-2016) были разработаны и переданы на вооружение комплекс противокосмической обороны «ИС-М» и первая в мире система морской космической разведки и целеуказания (МКРЦ «Легенда»). Высокая эффективность системы МКРЦ была продемонстрирована в 1982 г. в реальной обстановке в период англо-аргентинского вооруженного конфликта у Фолклендских островов. Система позволяла полностью отслеживать обстановку в Мировом океане (рис. 1). В 1982 г. институтом была создана и передана в эксплуатацию космическая система раннего обнаружения ракет «УС-КС». Эти уникальные системы были основаны на комплексном использовании принципиально новых технологий и передовых достижений в области радиотехники, микрофотоэлектроники, схемотехники, создания новых видов оптических материалов и технологических процессов, вычислительной техники, цифровой обработки информации и построения системы распознавания

Рис. 1. Инфографика: пресс-служба концерна ПВО «Алмаз-Антей»

¹ Отечественный военно-промышленный комплекс и его историческое развитие / Под ред. О.Д. Бакланова, О. К. Рогозина. Изд. 2-е. М., 2013. С. 549.

Что следовало далее и какое отношение эти разработки имеют отношение к нашей теме, можно почерпнуть из ряда интервью, которые в последние годы жизни дал академик А. И. Савин.

«Надо было заменить земное мышление космическим, — вспоминал по этому поводу Анатолий Иванович. — Эпопея началась в 1960 году. Система должна быть глобальной: ведь надо контролировать весь земной шар. Как это делать, никто представить не мог. Одна система — это поражение спутников, для этого необходимы Центр контроля за космическим пространством и сложные наземные структуры, а также спутник, который будет уничтожать аппараты противника. К боевому спутнику нужны ракета, системы обеспечения, бортовая аппаратура и головка самонаведения. Мы всё делали до десяти тысяч километров. Потом наш проект вырастал до 42 тысяч километров. К началу программы СОИ (известной еще и под названием «звездные войны») в космосе уже было уничтожено нашей системой до десятка объектов... Опыт подтвердил, что создать ее в полном объеме нельзя, так как оборонительные средства не успевают за развитием средств нападения. И по стоимости они несопоставимы: защищаться во много раз дороже, чем нападать. В инфракрасном диапазоне снимали всю планету, чтобы найти участок, где факел стартующей ракеты был бы виден. И нашёл этот участок — на границе светло-голубой атмосферы Земли и чёрного звёздного космоса!.. Сейчас я, в частности, работаю над такой системой, которая делает войну бессмысленной... Я должен иметь информационное поле, которое давало бы время, чтобы поднять наши баллистические ракеты до того, как противник сможет их уничтожить на земле. Это уже глобальное мышление, да и масштабы планетарные. Основная цель — это предотвращение возможной войны». Так Савин опередил заокеанских коллег-конструкторов на 15 лет! СССР реально мог вести космические войны. Именно созданные под его руководством космические информационно-управляющие системы (глобальные по охвату территорий и масштабу задач) позволили уже в 1970-м году достичь и по настоящее время сохранить военно-стратегический паритет с США и всем блоком НАТО (рис. 2, 3).

«Нам удалось, — продолжает далее Савин, — разработать уникальный, даже по нынешним меркам, автоматизированный комплекс, связанный с защитой наших и уничтожением, при военной необходимости, спутников вероятного противника. Тогда это не афишировалось по той причине, что СССР ни при каких условиях не начал бы войну в космосе первым. Мы разрабатывали средства, которые и сегодня относятся к Воздушнокосмической защите. Защите, а не нападению...

Рис. 2. Инфографика: пресс-служба концерна ПВО «Алмаз-Антей»

Пока за океаном шумно рекламировали и пытались создать свою СОИ, СССР уничтожил в космосе до десятка спутников-мишеней. Вот тогда-то меня и стали называть «отцом космических войн»... Мы стали держать под постоянным наблюдением практически всю акваторию Мирового океана. Причем данные, получаемые космической разведкой, использовались не только в военных, но и в научных целях. Мы наблюдали и наблюдаем развитие природных стихий, миграцию рыб, многое другое. Сейчас такое наблюдение называется дистанционным зондированием земли...С В.Н. Челомеем мы начали делать две системы. Ещё до меня он выступал с предложениями по ним, но сам сделать не мог, так как у него были только ракеты, а в такого рода системах главную роль играет информационное поле. Цель создания такой системы — поражение спутников вероятного противника. Система должна быть глобальной, ведь надо контролировать всё околоземное космическое пространство.

Раздел II. Информационные угрозы и информационно-психологическая безопасность в глобальном измерении

Рис. 3. Инфографика: пресс-служба концерна ПВО «Алмаз-Антей»

Переход на сознание глобального типа даётся любому человеку очень трудно. Человек привык мыслить конкретно, но в настоящее время этого недостаточно. Мне удалось преодолеть и этот барьер... Под моим руководством — а я тогда был генеральным конструктором Концерна ПВО «Алмаз-Антей» — разработана концепция поддержания стратегического равновесия и ракетно-ядерного сдерживания агрессии на основе глобальных информационно-управляющих систем. На ней основывается современная оборонная концепция стратегического равновесия в мире»¹. Как эта идея глобального информационного поля трансформировалась в теоретические разработки инфокоммуникационных и НБИК-технологий, речь пойдет в следующей главе.

• [1] Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»). В 2-х ч. Ч. 2. М.: Политиздат, 1980. С. 217. 2 КефелиИ. Ф. Автоматизация: методологические и социальные проблемы. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. С. 59-61.
• [2] Маркс К. Экономическая рукопись 1861-1863 годов И Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 48. М.: Политиздат, 1980. С. 39. 2 Cline R. S. World power assessment: a calculus of strategic drift. Boulder: Westview Press, 1977. P. 34.
• [3] Винокуров Г. Н., Коняхин Б. А., Подкорытов Ю. А. Геополитический статус Китая как фактор российской политики ядерного сдерживания Соединенных Штатов // Стратегическая стабильность. 2008. № 2. С. 49-53.
• [4] Лайнбарджер П. Психологическая война. М.: Военное издательство МО СССР, 1962. С. 335-336. Следует отметить, что в 2013 г. книга П. Лайнбарджера была переиздана: Лайнбарджер П. Психологическая война. Теория и практика обработки массового сознания. М.: Центрполиграф, 2013. 445 с. 2 Thomas Р. Rona. Weapon Systems and Information War I Office of the secretary of defense Washington DS. Yar. Boeing Aerospace Company Seattle, Washington 98124.1 July 1976. P. 31. URL: http://www.dod.mil/pubs/foi/Reading_Room/Science_and_Technology/ 09-F-0070-Weapon-Systems-and-Information-War.pdf.
• [5] Joint Pub 3-13.1. Joint Doctrine for Command and Control. Warfare (C2W). 7 February 1996. URL: http://www.iwar.org.uk/rma/resources/c4i/jp3_13_l.pdf. 2 Игорь Панарин: Гладиаторы гибридной войны И Экономические стратегии. 2016. № 2. URL: URL: http://www.nooov.ru/statya/statya-igor-panarin-gladiatory-gibridnoj-vojny.
• [6] Хоффман Ф.Г. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов И Геополитика. Информ.-аналит. изд. Выпуск XXI. 2013. С. 45-62. 2 Department of Defense Strategy for Operating in Cyberspace. July 2011 / US Department of Defense. URL: http://www.defense.gov/news/d20110714cyber.pdf. Раздел II. Информационные угрозы и информационно-психологическая безопасность в глобальном измерении
• [7] Маклюэн Г. М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека. М.; Жуковский: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2003. С. 6. 2 ^Кефели И. Ф., Малафеев О. А. Математические начала глобальной геополитики. СПб., 2013. 204 с. 3 Василенко И. А. Геополитика современного мира. М.: Гардарики, 2006. С. 7-8.
• [8] Давыдов В. М. Миссия БРИКС в геополитическом пространстве XXI в. И Перспективы и стратегические приоритеты восхождения БРИКС. Научный доклад к VII саммиту БРИКС / Под ред. В. А. Садовничего, Ю. В. Яковца, А. А. Акаева. М.: МИСК-ИНЭС-НКИ БРИКС, 2014. С. 26-28.