Экономическое и социальное развитие Праги в ХШ веке
Формирование системы правовых отношений в Праге в XIII веке имело важное значение для её развития. Представляется, однако, что не в этой сфере находились главные движущие пружины развития города. Их следует искать, на наш взгляд, прежде всего, в области экономики, переживавшей в XIII веке период количественного роста и качественных изменений. Экономическое развитие определяло не только потребности (в том числе и в решении вопросов суда и администрации), но и возможности пражской городской агломерации, состоявшей в XIII веке, как и в предшествующий период, из разнородных в административно-правовом отношении элементов, выполнявших различные функции в едином социально-экономическом организме столицы средневековой Чехии.
Не вписывается в рамки историко-правового подхода такое важнейшее событие в истории Праги, как строительство кольца крепостных стен вокруг Старого Места. В середине XIII века Прага приобрела внушительный пояс оборонительных укреплений, возведённых по последнему слову тогдашней фортификационной техники и не имевших аналогов в странах Центральной Европы. Как показали специальные исследования чешских археологов[1], толщина воздвигнутых в годы правления Вацлава I стен превосходила 2 м, а их высота (вместе с зубцами) достигала 11 м. На расстоянии примерно 60 м друг от друга по всему периметру стен располагались узкие четырёхугольные башни. С внешней стороны между крепостной стеной и рвом находился укреплённый частоколом палисад шириной в 10 - 12 м, а наполненный водой ров, имевший в среднем глубину 8 м, достигал в некоторых местах 26 м в ширину. Общая длина староместских стен (включая достроенный позже прибрежный участок) составляла примерно 3,5 км, а площадь окружённого ими пространства - 140 га. Возведение стен, предпринятое по почину королевской власти, осуществлялось при деятельном участии городской общины, занимавшейся совершенствованием системы оборонительных укреплений на всём протяжении XIII века
Экономические возможности староместской общины выявляет и такое многотрудное и дорогостоящее предприятие, как искусственное повышение уровня городской территории, осуществлявшееся в течение нескольких десятилетий с целью предотвращения разрушительных разливов Влтавы, которые заметно участились в середине XIII века, по всей видимости, в связи с вызванным строительством многочисленных мельниц заиливанием русла реки. Проведённые работы, в результате которых уровень городской территории был повышен на 2-3 метра, позволили решить столь сложную инженерно-градостроительную задачу и при этом ускорили процесс обновления архитектурного облика Старого Места, где уходящий в прошлое романский стиль сменила готика.
Масштабные градостроительные предприятия отражали один основополагающий факт: Прага в ХШ веке оставалась крупнейшим в стране центром ремесленного производства. Изучение характера развития последнего крайне затруднено едва ли не полным отсутствием данных письменных источников. Разумеется, это молчание само по себе многозначительно. С одной стороны, оно несёт в себе информацию об окончательном отмирании системы служебной организации и связанных с ней форм личной зависимости ремесленников. С другой стороны, единичность письменных сообщений отразила скромные масштабы производства пражских ремесленников и относительно невысокий уровень социального статуса ремесленного населения. Однако при всей своей фрагментарности данные письменных памятников, дополненные материалами археологических исследований, дают основания видеть в ХШ веке столетие устойчивого поступательного развития пражского ремесла, основу для которого составляли благоприятные условия сбыта ремесленных изделий в столице Чехии. Подобно другим средневековым городам, Прага была центром товарообмена между земледельческим населением прилегающей области и городскими ремесленниками. Однако статус столицы страны, служившей местом постоянного пребывания королей и епископов, порождал иные, становившиеся с течением времени всё более значительными источники спроса на ремесленные изделия и услуги. Прага служила местопребыванием королевского двора, потребности которого возрастали по мере усиления великодержавных амбиций чешских королей. На Пражском граде в годы правления Пржемысла Оттокара II развернулись масштабные фортификационные и строительные работы. Обновление Града шло рука об руку с целенаправленными усилиями Пржемысла Оттокара по укреплению королевской власти. Начало его правления ознаменовалось расширением и обновлением королевского дворца в духе готической архитектуры. Дворец чешского короля обрёл облик, соответствующий могуществу правителя, претендовавшего на престол императора Священной Римской империи. Вслед за обновлением дворца были проведены крупномасштабные работы по усовершенствованию системы оборонительных сооружений Града, которые включали в себя углубление старых и сооружение новых рвов, строительство новых башен и отдельных участков стен[2]. Во второй половине ХШ века, в годы правления Пржемысла Оттокара II и особенно во времена правления Вацлава II Пражский град стал одним из самых знаменитых королевских дворов Европы, очагом рыцар-
ской культуры, пристанищем поэтов-миннезингеров (сам король не без успеха пробовал свои силы на поэтическом поприще), местом проведения пышных рыцарских турниров, привлекавших множество гостей[3]. Во времена епископа Микулаша из Ризенбурка (1240 - 1258) обрела новое качество резиденция пражских епископов, что отражало развернувшийся в XIII в. процесс оформления в чешских землях сословия духовенства. Именно тогда была создана постоянная епископская канцелярия и основательно обустроена резиденция главы чешской церкви во дворе на Малой Стране - левобережной части Пражской агломерации Как и прежде, в Прагу прибывали представители светской знати и духовенства для решения судебных и административных вопросов, посланники иноземных государей и церковных иерархов - с разного рода дипломатическими миссиями. Превращение Чехии в крупнейший в Европе район добычи серебра стало причиной нараставшего, в особенности с середины века, притока иностранного купечества. Хранившиеся в пражских соборах христианские святыни продолжали привлекать массу паломников. Необходимость удовлетворения всего многообразия потребностей, порождаемых условиями проживания в Праге её временного населения, представляла собой важный фактор формирования рыночного спроса на продукты ремесленного труда. Гораздо большее значение имело, однако, неуклонное увеличение числа постоянных жителей столицы Чехии, заметную часть которых составляли представители социальных групп, не связанных непосредственно с городской экономикой, главным источником доходов которых было землевладение. Одной из таких групп были должностные лица высших органов государственного управления, становление которых продолжалось в течение всего XIII века
XIII столетие было отмечено основанием восьми монастырей новых орденов (к их числу относились нищенствующие ордена - доминиканцев, францисканцев, а также возникшие в эпоху крестовых походов духовно-рыцарские ордена - тамплиеров, тевтонских рыцарей, ордена чешских крестоносцев с красной звездой). Таким образом, по подсчётам В. В. Томска во времена правления короля Вацлава II в Праге располагалось пятнадцать монастырей, в том числе двенадцать мужских и три женских. Обустройство монастырей в чешской столице облегча
лось наличием обширных незастроенных территорий в пределах городских стен, а многочисленный клир не только пополнял круг постоянных потребителей ремесленных изделий и услуг, но и активно участвовал в хозяйственной жизни города. Духовно-рыцарские ордены развернули в XIII веке широкомасштабную хозяйственную деятельность во всей Европе, а нищенствующие ордена самим своим возникновением были обязаны необходимости вести проповеди в гуще городских кварталов, где складывалась благоприятная почва для распространения еретических настроений. Чехия в этом смысле не была исключением из общего правила: XIII столетие было веком значительного умножения числа монастырей, абсолютное большинство которых обосновывалось в городах (из 134 монастырей, основанных в стране в 1222-1300 годах, НО находились внутри городских стен[4]). Именно благоприятными условиями сбыта ремесленной продукции привлекала Прага немецких колонистов, основавших поселения у костела св. Галла и на месте старого левобережного посада: ремесленники составляли их преобладающую часть
Более широкие возможности для ремесленных занятий немецких колонистов открывались в тех отраслях производства, которые были непосредственно связаны с торговлей предметами западноевропейского импорта и их обработкой. Характерно, что грамота Вацлава 11 и другие источники первой половины XIV века, в отличие от дарения Борживоя II, уже не упоминают в качестве доставляемых в Прагу иностранными купцами товаров готовую одежду, обувь и т. п. По всей вероятности, пошив одежды и обуви по западным образцам уже в полной мере осуществлялся в Праге,
где переселявшиеся из городов Германии ремесленники соответствующих специальностей находили благоприятные условия для производственной деятельности. Помимо обеспечения потребностей чешской знати они могли рассчитывать на сбыт своих изделий в самой среде немецких колонистов[5], а затем и у славянского городского и даже крестьянского населения. О массовом проникновении элементов немецкого костюма в быт чешского города и села сообщают чешские хроники первой половины XIV века
С развитием портняжного ремесла тесно связаны судьбы пражского сукноделия, первые прямые упоминания о представителях которого относятся к началу XIV века. В этой отрасли ремесла, не достигшей в столице Чехии высокого по европейским меркам уровня развития (в Праге производились лишь грубые сукна, вывозившиеся на местные рынки страны), также можно предполагать значительную (если не преобладающую) долю участия немецких ремесленников.
Важной сферой применения сил немецких колонистов в XIII веке стали занятия, вызванные к жизни необходимостью решения проблемы продовольственного снабжения растущего населения Праги. Нет оснований сомневаться в том, что жители чешской столицы, как и любого другого средневекового города, производили какую-то часть потребляемого продовольствия самостоятельно, хотя единственным сообщением источников о такого рода землевладении пражан (в отличие от земельных приобретений богатых купцов и горных предпринимателей) является указание о наделении земельными участками в окрестностях Праги немецких колонистов при основании в 1257 году поселения на месте старого посада.
Очевидно, однако, что для пропитания растущего населения столицы было недостаточно не только той сельскохозяйственной продукции, которая производилась самими горожанами, но и продовольствия, доставляемого из непосредственно прилегающей к Праге области. В XIII веке в Праге значительно выросли масштабы торговли мясом, предопределив увеличение потребности в труде специалистов по его предварительной обработке
и продаже - мясников. Это ремесло было известно в Чехии уже во времена Козьмы Пражского[6], который сообщал о круглогодичной мясной торговле на местном продовольственном рынке во второй половине XI века
XIII век отмечен также заметным ростом объёмов хлебной торговли в Праге, осуществлявшейся с помощью хранившейся в Тыне королевской меры, которая была в 1249 году пожалована королём Вацлавом I Пражскому капитулу. Наиболее очевидным свидетельством повышения степени интенсивности хлебной торговли в Праге является начавшееся в середине XIII века ускоренное развитие мукомольного промысла, отмеченное строительством многочисленных мельниц на Влтаве. Рост объёмов производства в этой отрасли создавал благоприятные условия для активного включения в развитие мукомольного промысла и хлебной торговли немецких колонистов.
Изначальная сплочённость переселявшихся в города Чехии, в том числе и Прагу, групп немецких колонистов существенно способствовала развёртыванию их деятельности в этой сфере городского хозяйства. Здесь более, чем где-либо, требовалось чёткое взаимодействие больших групп вовлечённых в производство людей. Само строительство береговой мельницы, связанное со значительными материальными затратами, предполагало возникновение мельничных товариществ, привлекавших средства внеремесленных элементов. Кроме того, специфика конечного про
дукта мукомольного промысла порождала необходимость установления устойчивых связей с представителями смежных профессий - пекарями и пивоварами, а последних, в свою очередь, с корчмарями. Мельничный промысел стал, по оценкам специалистов, областью наиболее значительных технологических инноваций эпохи немецкой колонизации[7]. Главной же формой прогрессивного развития ремесла в XIII веке оставалось углубление производственной специализации. Состояние письменных источников не позволяет сколько-нибудь точно определить количество существовавших в Праге ремесленных специальностей. Источники XIII века, в отличие от известных нам грамот дарений служебных ремесленников, не придают этому вопросу особого значения. Их сообщения носят случайный характер, а перечень упоминаемых специальностей ограничивается общими названиями наиболее распространённых видов ремёсел (речь идёт о кузнецах, плотниках, мясниках)
Ко второй половине XIII столетия относятся и первые ростки становления цехового строя в средневековых городах Чехии. Прага опережала в этом отношении другие городские центры. Известно, например, что в 1339 году пражские мясники свидетельствовали под присягой о том, что представителям этого ремесла были пожалованы особые права Прже-мыслом Оттокаром II. В качестве косвенного свидетельства существования элементов организации среди золотых и серебряных дел мастеров в Праге времён Пржемысла Оттокара II можно рассматривать и упоминавшийся выше обычай выделения из их числа четырёх специалистов по проверке качества драгоценного металла. Однако наметившийся процесс складывания профессиональных организаций ремесленников не достиг решающих успехов в пределах XIII века, он широко развернулся уже в первые десятилетия следующего столетия.
Основополагающую причину замедленного становления цеховых объединений ремесленников в Праге следует, на наш взгляд, искать в
особенностях экономической ситуации в столице Чехии, неизменно характеризуемой благоприятными условиями сбыта ремесленной продукции, рыночный спрос на которую постоянно возрастал вместе с продолжавшимся до последних десятилетий XIII века устойчивым увеличением городского населения. Источники демографического роста городов будут различными. Естественный прирост населения и продолжавшийся стихийный приток выходцев из городов Германии в Прагу в XIII веке сопровождались организованными формами колонизации: как уже отмечалось выше, на протяжении столетия в пределах Пражской котловины были основаны две немецкие торгово-ремесленные колонии, интегрировавшиеся в хозяйственный организм крупнейшего из чешских городов. На процесс заселения правого берега Влтавы решающее влияние оказало возведение кольца крепостных стен. Поскольку очертания линии крепостных сооружений определялись задачами оптимального использования особенностей рельефа местности для обеспечения обороны города, они, с одной стороны, охватили значительную часть отстоящих от реки незастроенных пространств котловины, а другой - оставили незащищёнными густонаселённые районы старой застройки с ярко выраженными чертами урбанистического развития (Поржиче, уезд св. Мартина и др.)[8]. Свободные территории внутри стен стали областью преимущественного пространственного роста города. Их освоение не было завершено и к концу XIII века. Заселение большей части этих земель происходило постепенно, что нашло явственное отражение в топографической структуре новых кварталов, представлявшей собой естественное продолжение уличной сети, основы которой сложились уже к середине XII века. Исключение из общего правила составила территория «нового города вокруг костела св. Галла», которая представляла собой район регулярной, геометрически организованной вокруг рыночной площади застройки. Единое композиционное целое составлял и Малый город (Мала Страна), основанный в 1257 году в левобережной части Пражской котловины, где обустройству немецких колонистов предшествовало выселение чешского ремесленно-служебного люда, обитавшего в древнейшей части Пражского подградья
Основание поселений немецких колонистов и появление новых рынков не привели, однако, к смещению центра тяжести экономической жизни чешской столицы. Рынки у костела св. Галла и в левобережье стали выполнять вспомогательную роль, ограниченную рамками торговли предметами первой необходимости, потребность в которой росла по мере неуклонного увеличения численности городского населения. В продолжение наметившейся тенденции к частичному рассредоточению пражской торговли, по всей вероятности, уже в конце XIII столетия в чешской столице появились также первые специализированные рынки, письменные свидетельства существования которых относятся к началу XIV века. Следует предположить, что ранее всего обособилась торговля лесом. Как явствует из установлений короля Яна Люксембурга от 28 апреля 1316 года[9], она происходила в прибрежном поселении Подскалье, выросшем на правом берегу между городской стеной и Вышеградом. Поскольку основным способом поступления в Прагу древесины был сплав по рекам - из верховьев Влтавы и по Мже, торговля лесом с точки зрения практической целесообразности должна была быть максимально приближена к реке, чтобы устранить необходимость трудоёмкой и технически сложной транспортировки строительного леса и дров из конечного пункта сплава на рыночную площадь и обеспечить возможность доставки древесины непосредственно с берега реки на подворье покупателя. Подобного же рода обстоятельства обусловили необходимость обособления угольного рынка (сохранилась поздняя, конца XIV века, запись его статутов
Однако несмотря на появление новых очагов организованной торговли главным её средоточием оставалась старая рыночная площадь в сердце правобережной застройки. Здесь находился наиболее оживлённый центр местного торгового обмена. Интенсивность рыночной жизни вызвала не-
обходимость основательного обустройства торговой деятельности, выразившегося в возникновении на площади у древнего Тына специализированных торговых рядов (мясного, рыбного, хлебного и т. д.), образуемых блоками стационарных торговых помещений - лавок. Значение старого рынка определялось не только особой оживлённостью происходившей на нём торговли, но и богатством представленного здесь ассортимента товаров: ещё в XIV веке он оставался единственным в столице Чехии местом продажи наиболее дорогих предметов повседневного спроса - сукна и пряностей[10]. Торговля названными товарами обособилась в самостоятельный вид деятельности, представители которой (суконщики и лавочники, по терминологии источников
Оптовая торговля сукном, пряностями и другими товарами иностранного производства происходила в непосредственном соседстве с главной рыночной площадью Праги - на Тынском дворе, где остро сталкивались интересы местного и иноземного купечества, в итоге длительной борьбы за отстаивание которых пражанам удалось добиться в 1304 году от короля Вацлава II издания ряда правовых установлений, составленных на основе их предложений об особом регламенте международной торговли на столичном гостином дворе.
Согласно предписаниям грамоты Вацлава II иностранные купцы, задерживавшиеся в Праге более пяти дней, были обязаны распаковать свои товары и выставить их в Тыне для продажи в присутствии двух представителей пражского купечества и писаря, на которых возлагался контроль за выполнением этого нормативного требования. Исключительное право покупки выставленных таким образом товаров принадлежало при этом жителям Праги и других королевских городов Чехии и Моравии.
Последнее установление, подчёркивающее сохранение за Прагой на рубеже XIII-XIV веков роли главного рыночного центра страны, через посредство которого иноземные товары доставлялись на местные рынки, свидетельствует о значительной степени преемственности в характере международной торговли, происходившей в столице Чехии. С зафиксированными ещё в дарении Борживоя II правовыми обычаями гостиного двора перекликаются и те предписания грамоты Вацлава II, которые запрещают
пражанам, принимавшим на постой иностранцев, вступать с ними в какое-либо сообщество (societas): в обоих случаях существо дела состояло в стремлении предотвратить возможное сокрытие части торговой прибыли от пошлинного обложения. Вместе с тем сам факт издания грамоты, требовавшей от иностранных купцов в духе известного из истории крупнейших торговых городов Западной Европы стапельного права принудительную распаковку и обязательную продажу товаров исключительно местному купечеству, говорит о том, что в международной торговле Праги в течение XIII века произошли крупные перемены. Главной из них было неуклонное усиление притока в столицу Чехии иностранного купечества, постоянно увеличивавшего объем торговли и ассортимент ввозимых товаров. Есть, на наш взгляд, основания говорить о резкой акгивизиции итальянского купечества на пражском рынке. Привилегия Вацлава II делает единственное исключение из общего правила для торговой компаниии (сообщества) флорентийца Райнхера: «Мы при этом желаем, чтобы вышезаписанные установления ни в коей мере не распространялись на Райнхера из Флоренции и его сообщество (ad Reinherum de Florencia et ad ejus societatem)»[11]. Что касается причин особого расположения короля к этому купцу, то, возможно, они объясняются тем обстоятельством, что четырьмя годами раньше он в числе трёх флорентийцнев принял деятельное участие в подготовке и проведении монетной реформы Вацлава II (первым из итальянцев «Збрас-лавская хроника» называет некого Райнхарда (Reinhardum)
«Тот, кто его ободрить хочет в горе, Царил в земле, где воды вдоль дубрав Молдава в Лабу льёт, а Лаба в море. То Оттокар; он, из пелен не встав, Был доблестней, чем бороду наживший Его сынок, беспутный Венцеслав».
О составе предметов чешского импорта можно судить на основании данных пражских мытных тарифов первой половины XIV века. В них упоминаются соль, морская рыба, пряности, южные фрукты, вина (итальянское, французское, эльзасское, тирольское), ткани (регенсбургский бархат, итальянское и баварское полотно)[12]. Особое место принадлежало торговле сукном - наиболее распространённым предметом международной торговли средневековья. Источники сообщают о ввозе в Прагу дорогих фландрских (из Гента, Ипра, Турнэ, Брюсселя, Мехелена) и немецких (из Ахена), более грубых польских сукон
Есть основания полагать, что приведённый нами перечень далеко не полон, хотя он и позволяет сделать определённые выводы о широте географического ареала торговых связей Праги и их интенсивности. Нараставшая деловая активность иностранного купечества, нередко действовавшего на грани, а подчас и за гранью дозволенного (грамота Вацлава II обязывала купцов, доставлявших товары из Фландрии, Венеции и других стран и городов, предъявлять документальное подтверждение качества ввозимых материалов и изделий, что было, по всей видимости, связано с попытками фальсификации), всё более затрудняла деятельность пражан в этой наиболее прибыльной сфере городской экономики. Регламентационные предписания грамоты Вацлава II предоставили им очевидные преимущества перед иностранцами в торговле на гостином дворе, масштабы которой продолжали неуклонно расти и после издания этого правового акта.
Впрочем, международная торговля оставалась и на пороге XIV века сферой деятельности исключительно богатейшего слоя горожан. Являясь наиболее прибыльным занятием жителей Праги и расширяя свои масштабы и содержание, она в то же время уступала позиции и свою долю в общем объёме городской экономики развивавшимся более быстрыми темпами отраслям, которые были связаны с развитием товарно-денежных отношений внутри страны.
В связи с этим происходили важные перемены в социально-политическом развитии города. Из всего круга проблематики истории Праги в XIII веке вопрос о характере последнего остаётся наименее разработанным по причине крайней скудости данных письменных источников. На сегодняшний день не представляется возможным выявить и исследовать всё многообразие слоёв и прослоек городского населения, составлявших социальную структуру столичной агломерации, образованной разнородными административно-правовыми элементами. Состояние источников
позволяет проследить лишь некоторые стороны социально-политической истории Праги ХШ столетия, причём почти исключительно на старо-местском материале. Данные археологического изучения территории Старого Места Пражского позволяют сделать вывод о преобладании ремесленных элементов в составе его населения[13]. Однако на протяжении большей части XIII столетия ремесленники оставались за пределами того относительно немногочисленного сообщества пражан, которое составляло городскую общину. Постепенно вырастая из немецкой купеческой общины, она долгое время сохраняла свой первоначальный облик, о чём ясно свидетельствуют сообщения чешских хронистов о событиях, происходивших в Праге в 60 - начале 80-х годов XIII века. Авторы хроник чётко разделяют бюргеров и ремесленников
Взаимную отчуждённость усиливала национальная неоднородность населения: если значительную часть ремесленной массы составляли чехи, то бюргерскую общину отличал ярко выраженный немецкий характер. Немецкая купеческая община не была совершенно замкнутым этносоциальным организмом уже в первые столетия своего существования. Достаточно вспомнить установления привилегии Со-беслава II о дарованном ей праве приёма новых членов вне зависимости от происхождения. Однако непременным условием приобщения к сообществу богатых немецких купцов был соответствующий ему уровень благосостояния, резко возросший в XIII веке в связи с развитием горных разработок и обусловленной им интенсификацией внешнеторговой деятельности. Проникновение в эти отрасли хозяйства ненемецких элементов было крайне затруднено не только в силу сложившихся в предыдущие столетия традиций, но и - в несравненно большей степени - мощным притоком новых волн выходцев из городов Германии, которые, опираясь на производственный опыт и значительные финансовые ресурсы, направили свои усилия на организацию горного дела и внесли основной вклад в превращение Чехии в одного из крупнейших поставщиков серебра на международные рынки.
Звучание целого ряда зафиксированных источниками имён пражских бюргеров, обнаруживающее их славянские корни[14], позволяет сделать вывод о присутствии в составе бюргерской общины представителей чешского населения Праги. Однако в условиях подавляющего численного преобладания немецкого элемента в рамках этого обособленного объединения богатейших жителей города, правовой статус которого опирался на уходящие в глубокое прошлое обычаи и традиции немецкой купеческой общины, неизбежным было быстрое усвоение славянским меньшинством немецкого языка и культурно-бытовых особенностей её жизненного уклада. Теми же обстоятельствами было обусловлено и почти бесследное исчезновение из свидетельств письменных источников самостоятельной общины «римлян», представители которой либо покинули Прагу, либо, как и представители других этнических групп населения Пражского подградья, растворились в многократно превосходившей её среде немецкого бюргерства
Социальный состав староместского бюргерства существенно усложнился вследствие осуществлённого в 1287 году её административно-правового объединения с городской общиной, основанной у костела св. Галла. Последняя, возникнув как поселение наделённых бюргерским правом колонистов, изначально отличалась высоким удельным весом ремесленников, и потому распространение судебной и административной власти староместской общины неизбежно должно было повлечь за собой расширение её социальной основы.
Следует при этом отметить, что присоединение «нового города у костела св. Галла» было лишь одной из составляющих тех социально-политических перемен в жизни Старого Места, которые нашли отражение в тексте изданной 4 сентября 1287 года грамоты Вацлава II об упорядочении административно-правовых отношений в столице Чехии.
Наряду с немецкой общиной у костела св. Галла под судебную и административную власть староместской общины официально передавались расположенные внутри крепостных стен королевские земли, населённые по преимуществу чешскими ремесленниками и торговцами. Весьма показательно, что из терминологии грамоты Вацлава II исчезают знакомые нам по привилегии Собеслава II категории «немец», «чех», «римлянин», на смену которым приходят иные понятия, не придающие
основополагающего значения этнической принадлежности человека, -бюргер или житель, не имеющий бюргерского права[15]. Конечно, грамота Вацлава II не могла иметь следствием массовое приобщение чешских ремесленников к обладанию бюргерским правом уже в ближайшее после её издания время
Несмотря на наметившийся в последние десятилетия XIII века процесс расширения социального состава бюргерской общины за счёт ремесленных элементов, последние не выросли во влиятельную политическую силу и к началу следующего столетия. Отстранённость ремесленного населения от влияния на характер политического развития города была предопределена целым рядом обстоятельств. Прежде всего, следует принять во внимание его этническую неоднородность, подкреплявшуюся исторически сложившимся разделением основных отраслей ремесленного производства на преимущественно чешские и немецкие, с одной стороны, и замедленностью процесса приобщения к бюргерской общине славянского населения - с другой. Необходимо вспомнить и об отмеченном нами отсутствии в Праге конца XIII века сплочённых профессиональных организаций ремесленников, создание которых в значительной мере тормозилось административно-правовой разобщённостью представителей одних и тех же ремесленных специальностей, проживавших на Старом Месте, в Малой Стране, Градчанах, многочисленных местных юрисдикциях.
Приобретению политического влияния пражскими ремесленниками препятствовала, наконец, и несоизмеримость уровня их материального благосостояния и тех громадных по меркам XIII века финансовых ресурсов, которыми обладали богатейшие купцы и горные предприниматели. Имущественное положение ремесленного населения наглядно характеризует одно из установлений всё той же грамоты Вацлава II от 4 сентября 1287 года. В числе прочих распоряжений король предписал созданному на Старом Месте для устранения споров и вражды чрезвычайному судебному органу из шести присяжных бюргеров обязанность держать под контролем состояние цен на важнейшие продукты питания, что было сделано, как подчёркивается в грамоте, для облегчения положения «бедных бюргеров».
Анализ сохранившихся в свидетельствах источников данных о составе городского совета Старого Места приводит к выводу о том, что де
ятельность органов общинного самоуправления направлялась во второй половине XIII века относительно небольшим кругом семей, имена представителей которых постоянно встречаются в сообщениях о старомест-ских рихтаржах и присяжных. Один из древнейших и влиятельнейших пражских бюргерских родов составляли потомки Вёльфлина или Вельфа. В хронике так называемого Далимила он выступает под чехизированным именем Вельфови-чей[16]. Основатель этого рода впервые упоминается в 1264 году
В том же 1264 году, как и основатель рода Вельфовичей, впервые упоминается пражский бюргер Менхарт из Хеба, потомков которого хроника так называемого Далимила называет Ольбрамовичами по имени сына Менхарта Вольфрама, ставшего одной из ключевых фигур в тех бурных политических событиях начала XIV века, о которых речь пойдёт в заключительной части настоящего параграфа. Первое сообщение о Вольфраме относится к 1279 году, когда он занимал должность старо-местского рихтаржа. Свидетельство 1288 года, в котором Вольфрам упоминается в том же качестве, позволяет сделать предположение, что влиятельному бюргеру удавалось удерживать за собой ключевое место в системе городского самоуправления в течение всех этих лет. Брат Вольфрама Альбрехт в 1279 году являлся членом коллегии присяжных и входил в её состав в 1288 году и 1292 году. В 1303 году присяжным
стал сын Альбрехта Вёльфлин, впоследствии (в 1310-1311 годах) - ста-роместский рихтарж[17]. К последним десятилетиям ХШ века относятся также первые упоминания об участии в деятельности органов городского самоуправления представителей староместских родов Штунов
Таким образом, община Старого Места Пражского представляла собой город со сложившейся, характерной для средневековых городов Западной (а с ХШ в. - и Центральной) Европы социальной структурой, вершину которой составлял патрициат. Особенностью Праги являлась незавершённость складывания патрицианской верхушки, которая определялась продолжавшейся на всём протяжении ХШ века внешней колонизацией, приносившей в чешские земли всё новые волны выходцев из городов Германии, в том числе и прибывавших со значительными денежными средствами и ярко выраженными устремлениями к торгово-предпринимательской деятельности, прежде всего в области серебряной добычи.
Последняя в силу своих особенностей открывала подчас возможность быстрого обогащения и для тех её участников, которые прибывали в Чехию без солидных денежных накоплений и опыта купеческой деятельности в сфере международной торговли. Приобщение к этой торговле возможно было и для представителей немецкого бюргерства, непосредственно несвязанных с горными разработками и торговлей серебром. Таким образом, грань между патрициатом и бюргерством в городах Чехии оставалась относительно размытой, что, в частности, проявлялось во время ожесточённых столкновений в патрицианской среде, имевших место в Праге в «злые годы» после смерти Пржемысла Оттокара II и во время борьбы за обладание королевским престолом после гибели Вацлава III.
Несмотря на то что кутногорский патрициат, история которого началась только в 90-е годы ХШ века, попытался уже в начале XIV века выступить в качестве ведущей политической силы в королевстве, пражский патрициат сумел сохранить более влиятельные позиции, сыграв важную роль на завершающем этапе борьбы за наследство Пржемысловичей.
В этом нашёл отражение тот факт, что Прага, как и в предшествующие столетия, оставалась «флагманом» убранистического развития в чешских землях, во многих отношениях опережая другие города страны и выступая для них образцом для подражания. Одним из проявлений этого стало постепенное формирование представления о Праге как высшей судебной инстанции для городов Чешского королевства, неразрывно связанное с созданием пражского городского права как системы правовых установлений, генетически связанной с традициями городского права Южной Германии, но развившейся в своеобразных условиях Чехии под влиянием местных правовых обычаяев и традиций[18]. Пражское городское право не обрело в XIII в. письменного оформления, однако реальность его существования подтверждается фактами пожалования пражского права городским общинам Чешского королевства и их последующими апелляциями к староместскому суду как высшей инстанции
существовать в устной традиции , уходящей корнями к древнейшему прошлому немецкой купеческой общины. Использование «Швабского зерцала» в качестве основы разрешения спорных вопросов не могло обеспечить необходимых условий для урегулирования всех правовых конфликтов, на характер многих из которых глубокий отпечаток накладывало своеобразие общественного и государственного строя Чехии.
Адаптация норм немецкого городского права к чешской действительности не могла произойти быстро. В ходе этой адаптации города Чехии столкнулись с проблемами, сходными с теми, которые приходилось решать западноевропейским городам во время освободительного коммунального движения. В том, что пражское право не обрело официально утверждённой письменной формы, можно видеть свидетельство продолжавшейся борьбы староместского бюргерства за более широкие права самоуправления, включая право свободного избрания городского рихтаржа. То обстоятельство, что Вацлав II (в отличие от Вацлава I и Пржемысла
Оттокара II) не подтвердил привилегию Собеслава II, подводит к предположению о его стремлении сохранить власть над староме стекой общиной в возможно полной мере. Прага (прежде всего, Старое Место) опережала другие города страны как по развитию правовой системы, так и по степени зрелости урбанистического организма в целом. Многие важные для повседневной жизни средневекового города институты раньше всего возникли именно в Праге, поскольку здесь ранее, чем в других городах страны, возникла настоятельная потребность в их учреждении. К числу такого рода начинаний принадлежит попытка учреждения в Праге городской книги, предпринятая на рубеже 1270-1280-х годов по инициативе староместского бюргера Энгберта. Свидетельство об этом сохранила знаменитая книга формул пражского епископа Тобиаша из Бехине - сборник образцов для составления документов, который был создан по распоряжению епископа для нужд его канцелярии в условиях постоянно повышавшихся требований к культуре составления документов. Наряду с другими образцами канцелярского искусства в состав фор-мулярия епископа Тобиаша был включён текст составленного в 1280 г. письма, в котором один из бюргеров и присяжных Старого Места Пражского Энгберт (Engberdus), заручившись поддержкой рихтаржа Фровина (Wrovin) и других присяжных, обращается к бывшему королевскому нотариусу Генриху Итальянцу (Henricus Italicus) с просьбой положить начало книге записи договоров и обязательств, которыми были связаны друг с другом бюргеры Старого Места[19]. Текст письма открывает описание того плачевного состояния, в которое был ввергнут город на рубеже 70-80-х гг. XIII в.: «Город Пражский, изнемогает, раздираемый беспорядками многочисленных раздоров, крайне изнурённый множеством величайших неприятностей»
При этом главной причиной гибельных раздоров среди пражан представляется Энгберту отсутствие в городе традиции документального оформления, письменной фиксации даже самых важных договоров и сделок.
Автор пишет о том, что по этой причине в Праге не только постоянно возникают многочисленные недоразумения, но и множатся злоупотребления: нередко речь шла не только о простой забывчивости, но и о сознательном лжесвидетельстве, о торжестве лжи, дерзость которой только увеличивалась из-за невозможности установить истину на основании бесспорных письменных свидетельств. «Очень часто случается так, что на судебных разбирательствах отсутствуют истцы и ответчики,
когда свидетели либо умерли, либо хотя и живы, но отказываются дать свидетельство, ссылаясь на забывчивость или какую-либо другую причину; и поэтому часто справедливый оказывается притеснённым, а несправедливому, который должен быть наказан, оказывается помощь, и таким образом открывается дорога преступникам, чтобы они ещё более дерзко осмеливались творить зло. Конечно, если против лжи не ставится преграда правды, то есть достойное доверия свидетельство, лживые истцы не стесняются выдавать ложь за правду (ложное за истинное), так как там, где чистота правды не имеет надежды на то, что она может воссиять, лжец считает себя равным с говорящим правду, и потому что не меньше сторонников находит тот, кто будет бесстыдно поддерживать неправедное дело, нежели тот, кто будет придерживаться дела правого»
Разумеется, следует принять во внимание то, что в средневековых текстах неизменно присутствует известная доля риторики. Однако положение дел в Старом Месте Пражском на пороге 80-х годов XIII века действительно было более чем непростым.
Для того чтобы составить ясные представления об этом, необходимо вспомнить о той обстановке, которая сложилась в Чехии в «злые годы» после гибели короля Пржемысла Оттокара II в битве на Моравском Поле в 1278 г. В столице, куда в поисках спасения от бедствий устремились жители других городов и областей страны, положение было наиболее сложным. Нельзя забывать и о том, что и в более благополучные времена, с первых десятилетий XIII века Прага принимала всё новые и новые волны переселенцев, быстро разрасталась территориально. Усложнялось и её административно-правовое устройство: на территории Пражской котловины в середине столетия тесно соседствовали три самоуправляющиеся городские общины, не говоря уже о иного рода адинистративно-право-вых образованиях. Всё это неизбежно вело к разрыву межличностных отношений, которые являлись в средневековом городе одной из главных основ стабильности и правопорядка.
К началу «злых лет» староместские бюргеры не успели обзавестись книгой записей договоров и обязательств (присяжный Энгберт предполагает, что это могло быть следствием легкомыслия, недостаточной опытности или необходимостью первоочередного решения других проблем сравнительно недавно (в начале 1230-х гг.) получивших права самоуправляющейся городской общины староместских бюргеров). Вероятно, отсутствие таковой создавало условия для возникновения конфликтов и до наступления «злых лет», но обрушившиеся на жителей Чехии в эти годы бедствия многократно их умножили и заставили бюргерство Старо-
1
Formula? biskupa Tobiase z Bechyne. № 250. S. 190.
го Места пересмотреть многие устоявшиеся представления, в частности осознать настоятельную необходимость собственных решительных действий, направленных на защиту жизненных интересов.
«Злые годы» убедили пражан в необходимости всемерного укрепления городской общины, о чём красноречиво свидетельствуют слова Эгберта из преамбулы его письма. Описав бедственное положение Старого Места Пражского в «злые годы», Эгберт подчёркивает, что лихолетье способствовало тому, чтобы он «увидел и после ясного размышления понял, что забота об общине есть дело наилучшее и что в нём каждый бюргер обязан как можно более ревностно участвовать, чтобы быть для города не бесплодным, но как можно более полезным» (non infructuosus imo pocius utilis civitati)[20].
В качестве же лучшего средства защиты и укрепления мира и порядка в городской общине выступает в письме Эгберта книга записи договоров и обязательств: «Итак, если в меру своих скромных сил, не могу исправить дело во всём, то по крайней мере в этом, я постарался о благе общины, чтобы был устранён названный недостаток в Месте Пражском и основал эту книгу договоров или обязательств по образцу земских досок с ясным сознанием, доброй волей и с общего согласия заботливых и осмотрительных мужей рихтаржа Фровина, Хильтмара Фридингера, Конрада Длинного, Дитриха Вельфина, бюргеров и присяжных названного выше города и всей этой общины (Wrovini iudicis, Hyltmari Wridingeris, Cunradi Longi, Theodrici Welulini civium et iuratorum civitatis prefate tociusque universitatis eisdem), чтобы в ней правильно и надлежащим образом для памяти будущих и для свидетельства правды записывались обязательства, поручительства, договоры, соглашения о помолвках и свадьбах, куплях, продажах, сдачах в аренду, договоры о найме и, наконец, все договоры, как бы они ни назывались, которые будут заключены в названном городе. Ибо благодаря этому исчезнет соблазн обмана, а справедливость, которая сегодня словно бы умерла, вновь восстанет невредимой, и ссоры, которые теперь вызывают сварливые люди, будут изгнаны за пределы этого города, а те, кто желает злобно ссориться с другими, будут принуждены хранить смирение».
По всей видимости, суровая необходимость заставила старомест-ских бюргеров создать новый институт, который, несомненно, был достаточно хорошо известен верхушке богатого купечества, но казался прежде непозволительной роскошью.
Речь шла о создании книги нотариальных актов - своеобразном порождении повседневной жизни средневекового города. Ёмкую характеристику нотариальных актов дал видный представитель отечественной
урбанистики М. М. Фрейденберг: «Что такое нотариальный акт? Средневековые нотарии были гораздо ближе к повседневной жизни, чем нотариусы наших дней. Прежде всего потому, что горожане, несмотря на успехи элементарного образования, были, как правило, людьми малограмотными. Между тем для составления любого документа требовалась не простая грамотность, а знание тех юридических тонкостей, которые в сумме сообщали записанному тексту доверие в глазах городского общества. Общественное доверие (существовал даже юридический термин - fides publica) и было той целью, ради которой документ составлялся, - имелось в виду, что он рано или поздно сможет пригодиться в суде»[21]. Средневековый нотариат возник сначала в городах Южной Европы, прежде всего итальянских, которые были крупнейшими центрами международной торговли, по своим масштабам значительно превосходившей торговлю в городах Центральной Европы, включая Прагу. Здесь же сложились крупнейшие в средневековой Европе центры подготовки высококвалифицированных юристов, а занятие нотариатом требовало университетского образования. Наконец, Италия стала родиной нотариального дела в средневековой Европе отчасти и по той причине, что именно здесь наиболее активно проявляли себя в городской среде те политические институты, которые обладали правом назначать нотариусов, - папство и императорская власть
Думается, что наряду с объективными причинами при учреждении первой городской книги в средневековой Праге важную роль сыграл и личностный фактор, а именно присутствие в столице Чехии человека, способного делать эту работу на высоком профессиональном уровне (такового трудно было найти за пределами Италии). Мы имеем в виду того самого Генриха Итальянца, рукой которого и была написана просьба Энгберта.
Генрих Итальянец - любопытная фигура чешской истории XIII века. Известно, что он появился в Праге около 1270 года. По всей видимости, родину (а он был уроженцем южноитальянской Изернии) его заставили покинуть драматические события политической борьбы на юге Италии, резкая вспышка которой сопровождала борьбу последних Штауфенов, римских пап и основателя Анжуйской династии в Неаполитанском королевстве Карла I Анжуйского во второй половине 1260-х годов. Как и многие представители партии гибеллинов, Генрих был вынужден оставить родину после падения власти Штауфенов и утверждения на юге Италии и в Сицилии власти королей из Анжуйской династии.
Генрих Итальянец нашёл применение своим знаниям и способностям при дворе короля Пржемысла Оттокара II (отметим, что в историче-
ской литературе неоднократно высказывалось мнение о том, что в Праге второй половины ХШ в. одновременно работали два Генриха Итальянца, один из которых служил в королевской канцелярии, а другой составлял нотариальные акты для бюргеров Старого Места. Однако большинство исследователей склоняются к мысли о том, что речь должна идти об одном и том же человеке). Последний придавал большое значение работе королевской канцелярии и, посещая Италию, имел возможность убедиться в высоком уровне профессионального мастерства итальянских нотариусов. В дореволюционной русской историографии был даже создан специальный труд о формулах и документах, составленных Генрихом Итальянцем в канцелярии Пржемысла Оттокара II[22]. Генрих Италянец был, по-видимому, не только высококвалифицированным специалистом-нотариусом, но и незаурядной, широко образованной, даровитой личностью. Видный исследователь средневековой истории славян Ф. Дворник полагает, что Генрих Изернский был «наиболее ревностным пропагандистом» рыцарской поэзии при дворе чешских королей, превратившемся в последние десятилетия XIII в. в один из центров ее развития в странах Центральной Европы
Генрих Итальянец сохранял должность писца королевской канцелярии и в начале регентства Оттона V Бранденбургского, но затем получил отставку. Оказавшись не у дел, он попытался найти источник средств к существованию, в качестве которого выступила идея учреждения городской книги Старого Места Пражского.
По всей вероятности, эта идея была результатом совместных размышлений и усилий Генриха Итальянца и группы пражских патрициев. Обосновавшись в Праге, он постепенно приобрёл знакомства в патрицианской среде, представители которой были заинтересованы в дружеских отношениях с опытным нотариусом, хорошо знакомым как с правилами оформления документов, так и с реалиями купеческой деятельности в самой передовой с точки зрения развития международной торговли стране средневековой Европы.
Важно отметить, что в письме Энгберта упоминается факт ведения Генрихом Итальянцем записей в так называемых земских досках. Более того, в нем говорится о том, что они должны стать образцом при составлении книги договоров и обязательств пражан. Земские доски представляли собой книги записи актов поземельных отношений в Чешском
королевстве, которые велись с начала 1260-х годов в Земском суде - высшем суде формировавшегося в Чехии в течение всего XIII в. дворянского сословия[23]. Записи в земских досках рассматривались в последующее время в качестве наиболее веского свидетельства о собственности при разрешении споров чешских дворян о земельном имуществе. По-видимому, этот опыт снискал и Генриху Итальянцу, и самому этому институту добрую репутацию, а книга записей договоров и обязательств была призвана сыграть ту же роль при разрешении споров о городском, движимом и недвижимом имуществе. К сожалению, книга не дошла до наших дней. Однако она была учреждена и велась, о чём, в частности, свидетельствуют документы, непосредственно следующие в формулярии епископа Тобиаша из Бехине за письмом Энгберта: в одном из них, датированном 19 сентября 1280 года, староместский бюргер Ульрих Бабич признаёт факт держания земельного участка возле собственного дома на эмфитевтическом праве и обязанность вносить ежегодный чинш собственнику - аббату Страговского монастыря - в размере шестнадцати денариев
По всей вероятности, книга нотариальных актов хранилась дома у Генриха Итальянца, что было правилом для практики средневековых нотариусов: в их задачу входило изготовление официального документа, который за плату выдавался на руки клиенту и затем разделял все превратности судьбы его владельца. В отличие от них, документы, составлявшиеся служащими коммунальных канцелярий средневековых городов, которые нередко имели сходное содержание, не выдавались на руки, а оставались в делах городской общины.
Появление книги нотариальных актов опередило в Праге учреждение коммунальной канцелярии и официальной городской книги: на пороге 1280-х годов Старое Место Пражское ещё не имело здания ратуши, в котором помещался бы городской архив и имел постоянное местопребывание писарь городской общины. Не случайно к письму Энгберта для подтверждения его достоверности не была приложена печать Старого Места Пражского, он заверил его собственной печатью (meo signo signavi), либо, что более вероятно, особым знаком («Подпись же нотариев вер-
шилась сложно, даже витиевато и, как правило, сопровождалась особым знаком, которым нотарий заверял свою подпись, этот знак ему заменял печать»[24]). С другой стороны, она представляла собой своеобразный вариант (прообраз) будущей городской книги Старого Места, поскольку речь в письме Энгберта шла именно об учреждении книги, к записям в которой, подобно записям в земских досках, можно было бы апеллировать при решении судебных споров. Судьба книги записей договоров и обязательств бюргеров Старого Места Пражского остаётся не вполне ясной. После возвращения в страну и вступления на престол сына Пржемысла Оттокара II Вацлава II обстоятельства вновь изменились для Генриха Итальянца к лучшему. Знаменитый нотариус был вновь принят на службу в королевскую канцелярию, и, возможно, ведение интересующей нас книги утратило для него то значение, которое она имела в момент составления письма Энгберта. По мнению исследователей
Напротив, влияние южнонемецких образцов присутствует в характере ведения древнейшей из дошедших до нас книги Старого Места Пражского, первые записи которой относятся к 1310 году, фиксируя на первых порах лишь важнейшие установления органов городского самоуправления.
Начало практики их письменного оформления относилось, по-видимому, уже к последним десятилетиям XIII века. По крайней мере, уже в 1288 году существовала официальная должность староместского писаря. Её значимость отчётливо выявилась в ходе имевших особое значение для институционального развития староместской общины событий 1296 года.
В мае этого года на собрании бюргеров Старого Места, происходившем в костеле св. Николая, было принято два важных решения. Во-
первых, община уполномочила трёх своих членов - Лютольда de Turris, Конрада из Ржичан и Билдунга - к сбору королевского налога (берны) в требуемой правителем сумме одной тысячи марок серебром. Во-вторых, одновременно с согласием выплатить берну староместские бюргеры решили обратиться к королю Вацлаву II с просьбой дать разрешение на учреждение ратуши - постоянной резиденции городского совета, для чего община намеревалась приобрести дом Якуба Коубека, расположенный возле рыночной площади. По замыслу собравшихся ратуша должна была стать также местом постоянного жительства городского писаря, право назначения на должность которого предполагалось передать в ведение присяжных и «других достойных бюргеров». Лишь три года спустя Вацлав II вынес окончательное решение по существу обращённой к нему просьбы. В своей грамоте от 18 сентября 1299 года он даровал староместской общине право самостоятельно назначать городского писаря, однако основной вопрос об учреждении ратуши предпочёл обойти молчанием, что было смягчённой формой отказа. Нежелание короля пойти навстречу столь естественному требованию староместской общины (обосновывая свою просьбу, пражане ссылались на постоянные насмешки, которые им приходилось выслушивать от гостей города по поводу отсутствия в столице Чешского королевства здания ратуши) было продиктовано далеко идущими политическими соображениями. Учреждение ратуши как постоянной резиденции городского совета, заседания которого происходили в конце XIII века поочерёдно в домах его членов, неизбежно должно было повлечь за собой большую степень упорядоченности работы органов городского самоуправления и - соответственно этому - усиление роли коллегии присяжных в ущерб положению королевского рихтаржа. Присяжные, в отличие от назначаемого по собственному усмотрению короля рихтаржа, находились в меньшей зависимости от воли правителя, и потому укрепление их позиций в системе городского самоуправления могло стать предпосылкой организационного сплочения староместской общины по поводу расширения круга городских вольностей, что противоречило интересам королевской власти. Это обстоятельство ясно осознавали и собравшиеся в костеле св. Николая пражане, едва ли по случайному стечению обстоятельств приурочившие просьбу об учреждении ратуши к выплате крупной денежной суммы в королевскую казну. В истории с попыткой учреждения староместской ратуши ясно отразились причины незавершённости процесса оформления административно-правового строя крупнейшей из городских общин средневековой Чехии. Соседство королевской резиденции, столь благоприятное для экономического развития, оборачивалось крайней неуступчивостью правителей в вопросе о расширении прав городского самоуправления. Представляется, однако, что не это знакомое многим столицам европейского средневековья явление в решающей степени обусловило неопределённость, выраставшую в реальную ограниченность правовых основ жизненного уклада староместской общины на рубеже XIII и XIV столетий. Грамота, составленная 2 июня 1296 года на основании решения майского собрания староместских бюргеров в костеле св. Николая, является первым и единственным свидетельством письменных источников, зафиксировавшим факт организованного выступления городской общины как единого целого в защиту своих прав. Наверняка оно было не единственным: маловероятно, чтобы два подтверждения привилегии Собеслава II не были связаны с активными действиями горожан, добивавшихся их издания. Но очевидно и другое. История Праги XIII века не знает тех бурных и драматических событий освободительного коммунального движения, которые составляют важнейшие страницы истории средневековых городов Западной Европы той эпохи. Причины этого явления коренятся, на наш взгляд, не только в изначальной неразвитости сеньориального режима в столице Чехии, но и в относительно высокой степени внутренней разобщённости городского населения, составлявшей одну из существенных особенностей её развития в XIII веке. Годы правления Вацлава II были отмечены и таким важным событием в истории Праги, как появление идеи об основании в столице Чехии университета. Рождение этого проекта было в первую очередь продиктовано внешнеполитическими амбициями чешского короля, однако в определённой мере отражало и потребности как государства, так и городов Чехии в образованных людях, не только служителях церкви и государственных чиновниках, но и должностных лиц городского самоуправления, суда, представителей крупного купечества и горных предпринимателей[25]. По сообщению «Збраславской хроники» в 1294 году Вацлав II намеревался приступить к осуществлению идеи основания в Праге университета
В этом событии, как в капле воды, отразилось своеобразие развития городов Чехии в эпоху немецкой колонизации, сочетавшее внешнюю стремительность перемен и скрытую от поверхностного взгляда сложность процессов глубокой внутренней перестройки чешского общества.
