Значение единообразия судебной практики для совершенствования административного судопроизводства по экономическим спорам
Процесс глобализации в настоящее время охватил практически все сферы жизни. Интеграция коснулась и политики, и экономики. И это не могло не сказаться на правовой системе России, отражающей всю правовую организацию общества, целостную правовую действительность. Развивающиеся товарно-денежные отношения оказывают влияние на правовую систему, представляющую собой всю совокупность внутренне согласованных, взаимосвязанных, социально однородных юридических средств (явлений), с помощью которых официальная (публичная) власть оказывает регулятивно-организующее и стабилизирующее воздействие на общественные отношения, поведение людей.
Конец XX — начало XXI вв. для отечественной правовой системы стало временем стремительного развития законодательства. За этот период было разработано и принято огромное число нормативных правовых актов. Но количественное увеличение этого массива не всегда сопровождалось ростом качества принимаемых актов.
Нередко вынужденная необходимость скоротечного обновления законодательства становилась причиной принятия не в полной мере проанализированных с точки зрения законодательной техники и логики актов. В силу этого современную правовую действительность стало нелегко отражать с помощью старых, подчас слишком узких по смыслу конструкций. Континентальная правовая система не может быстро реагировать на изменения в экономической сфере общества, и поэтому достаточно часто при разрешении споров в России происходит обращение к судебным актам и судебным толкованиям, разрешающим правовые коллизии и восполняющим пробелы в праве.
Возрастающую роль судебной практики в современных отечественных общественно-правовых реалиях сложно переоценить. Этому способствуют как «внешние», так и «внутренние» факторы. С одной стороны, под влиянием глобализации и интеграции российская правовая система начинает вбирать в себя новые, ранее не присущие ей черты. С другой — катализатором происходящих перемен выступает состояние отечественного законодательства и масштабные перемены, обусловленные судебной реформой.
Для выстраивания научного концепта необходимо внести ясность в понимание судебного прецедента и судебной практики; осмыслить, какие именно судебные акты содержат значимую правовую позицию и, как следствие, определяют вектор развития экономических отношений.
Решение рассматриваемой проблемы усложняется отсутствием четкого разграничения понятий «судебная практика» и «судебный прецедент». Прежде всего сквозь призму взглядов и суждений на сущность судебного прецедента сформулируем его обобщенное толкование.
В самом общем виде под судебным прецедентом понимают решение суда по конкретному делу, имеющее силу источника права'.
По мнению Т.А. Васильевой, судебный прецедент есть решение суда по конкретному делу, который впоследствии в результате оформления его в качестве правовой нормы приобретает обязательный характер «для судов той же или низшей инстанции»[1] .
В.А. Туманов судебный прецедент рассматривает в качестве судебного акта по конкретному делу, которое становится обязательным
при разрешении аналогичных дел[2]. Представляется, что подобное толкование лишено определенной доли конкретики, поскольку автор не указывает, кем должен приниматься акт, обретающий впоследствии прецедентный характер. Это «упущение» восполняет В.П. Мозолин, указывая, что под судебным прецедентом следует понимать решения по определенной категории дел, выносимые высшими судебными инстанциями
Более развернутое определение судебного прецедента дает Н.А. Подольская, предлагая рассматривать его как решение суда высшей инстанции по конкретному делу, вынесенное по первой, апелляционной или кассационной инстанциям или в процессе нормативного или казуального толкования правовых норм, опубликованное в периодическом издании, не только являющееся актом применения права, но и содержащее норму(-ы) права, обязательную(-ые) для применения как этим же судом, так и судом равной юрисдикции и нижестоящим судом.
Судебным прецедентом А.Н. Головкин называет судебный акт (документ), в котором содержится описание спора и решение по нему, которое становится обязательным для нижестоящих судов при рассмотрении аналогичного дела.
Г.А. Гаджиев под судебным прецедентом, кроме решений Конституционного Суда РФ, понимает также акты арбитражных судов и общей юрисдикции.
По мнению А.В. Полякова, судебным прецедентом следует признавать не все решение, а лишь его мотивировочную часть, которая принимается за общее обязательное для всех правило при решении всех аналогичных.
Рассматривая судебный прецедент в качестве источника права, Н.А. Гущина, М.С. Глухоедов отмечают, что отдельно взятый акт вышестоящего судебного органа, являющийся эталоном для примене
ния закона, рассматривается как обязательное правило (модель) для нижестоящих судов[3]. Л.Б. Алексеева судебный прецедент характеризует как «выработанный судебной практикой и подтвержденный авторитетом высшего судебного органа страны образец применения закона»
Анализ приведенных суждений свидетельствует о том, что в подавляющем большинстве случаев общеобязательный акт высшего суда исследователями именуется судебным прецедентом. При этом в основе подобных воззрений лежит именно его «классическое», сформированное в рамках системы общего права понимание. Однако, учитывая исторические и национальные особенности отечественного государства, подобное буквальное перенятие его содержания вряд ли возможно. Согласимся с исследователем, отмечающим, что «российское прецедентное право не может, да и не должно как капля воды повторять все черты англосаксонской системы».
Можно принять утверждение о том, что прецедент — это правовой вывод, который формируется высшими судебными инстанциями. Однако при таком толковании возникает закономерный вопрос: что понимать под судебной практикой, на основании которой вырабатывается этот вывод?
Исследование показывает отсутствие упорядоченности юридической терминологии и единого подхода к определению понятия «судебная практика».
Так, В.Ю. Соловьев отмечает, что судебная практика в научной литературе рассматривается в узком и широком смыслах. В первом случае она представляется как результат деятельности судебных органов в виде устоявшейся линии по разрешению определенной категории дел, а во втором — связывается не только с функционированием судебной системы, но и с эффективностью норм гражданского, уголовного, гражданско-процессуального, уголовно-процессуального законодательства. В. Ю. Соловьевым отмечается отсутствие единого определения судебной практики.
Интересна точка зрения С.К. Загайновой, которая считает, что существующие позиции можно разделить на две группы. Первая объединяет сторонников отнесения к понятию судебной практики всех судебных решений всех судебных инстанций, в том числе постановления Пленума ВС РФ. Вторая включает в себя приверженцев определения судебной практики как судебных решений и разъяснений высших судебных инстанций, которые формулируют правопо-ложения'. К сторонникам первого подхода относятся исследователи[4] , рассматривающие судебную практику как совокупность судебных и иных актов, принимаемых органами судебной власти в Российской Федерации. Разделяя противоположное мнение, С.В. Боботов предлагает рассматривать судебную практику как выработанные в ходе судебной деятельности правовые положения, определения-дефиниции, правила, указания, которые обладают определенной степенью обобщенности, общепризнанности и (во всяком случае, некоторые из них) обязательности
С.Н. Братусь и А.Б. Венгеров указывают, что судебная практика есть результат толкования норм права в процессе их применения судом при разрешении конкретных дел. Эти результаты раскрывают и углубляют содержание применяемой нормы, конкретизируют ее в форме определенных положений своеобразного нормативного характера — правоположений.
Соотнося определенное число судебных актов индивидуального и обязательного характера для определенного круга лиц, высшая судебная инстанция формирует итог, общеобязательный для всех, т.е. судебную практику. И составляющим ее звеном выступает именно судебный прецедент — решения судов по конкретным делам, положенные в основу выработанной судебной практики. Следовательно, мы считаем уместным говорить о соотношении прецедента и судебной практики как частного и общего, поскольку формирование практики есть результат анализа определенного числа прецедентов.
При этом подчеркнем, что прецедент создается не любым судом, а только лишь высшей судебной инстанцией[5]. Исходя из предлагаемого концепта не совсем верным представляется указание на то, что судебный прецедент — это решение высшего судебного органа по конкретному делу, выступающее в последующем в качестве образца. В этой связи согласимся с Г.А. Жилиным, отмечающим, что «понятие «судебный прецедент» уже стало понятием, «правоположеным судебной практике»»
Исследуя идею придания судебной практике обязательной юридической силы, проанализируем основные доводы ее сторонников и противников.
Сторонники отрицания формирования нового источника права нередко в обоснование приводят исторические особенности развития России, в рамках которого она принадлежит к системе континентального права, что исключает возможность придания судебным актам обязательной юридической силы. Так, активно эта мысль прослеживается в трудах В.С. Нерсесянца.
С приведенным постулатом можно согласиться, но лишь отчасти. Действительно, Россия всегда тяготела к странам романо-германской правовой системы. Однако, как справедливо отмечает О.П. Сауляк, нельзя исходить из того, что направление развития национальных правовых систем в рамках романо-германской правовой семьи раз и навсегда предопределено. Такой жесткой зависимости не существует.
Реалии современного мира свидетельствуют о неправильности учета только лишь исторических особенностей. Правовая система России стоит на перепутье. И от того, насколько правильно будет задан вектор развития, зависит действенность и эффективность всей судебной системы. Нередко невозможность признания судебной практики как источника права связывается и со спецификой суда. С.Л. Зивс[6] подчеркивает, что отнесение судебной практики к числу формальных источников права противоречит принципам верховенства закона и подзаконности судебной практики. Правотворческая деятельность суда умаляет значение закона. В рамках этого подхода отмечается, что суд — это правоприменительный, а не правотворческий орган. Действительно, основное назначение судебных органов — правильное применение нормативных правовых актов. Однако именно судебная практика восполняет «пробелы в праве», существующие на сегодняшний день. И это неизбежно. Ведь зачастую, как уже отмечалось, позитивное право не в состоянии своевременно отражать изменения, происходящие в обществе. Основная проблема кодифицированного права состоит в том, что нет полноценной защиты субъективных прав, так как законодатель не может предусмотреть все возможные случаи. Но и суд не вправе отказать в принятии заявления ввиду отсутствия норм, регламентирующих возникший спор. В таких случаях именно судебная практика выступает юридическим средством, заполняющим правовой вакуум. Высшая судебная инстанция, по сути, начинает толковать имеющиеся правовые нормы и создавать недостающие. Как справедливо отмечает В.С. Белых, «судебная практика служит своеобразным «барометром» тех изменений и дополнений, которые надо внести в действующее законодательство»
Однако наделение суда нормотворческими функциями вовсе не означает выделение в качестве ключевой судебной ветви или вмешательство в полномочия ветви законодательной. Нормотворчество, осуществляемое в рамках судебной системы, не нарушает принципа разделения властей, поскольку не изменяет доминантную роль законодательного органа при формировании права.
Нередко противники придания судебным актам обязательной юридической силы ссылаются на то, что это противоречит принципу
разделения властей. Однако суть разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную состоит не в их обособленном существовании, а в четком взаимодействии. Система сдержек и противовесов нацелена на обеспечение равновесия всех звеньев механизма государственного регулирования. Наделение суда нормотворческими функциями еще не означает выделение в качестве ключевой судебной ветви или вмешательство в полномочия ветви законодательной. Наоборот, рассматриваемая идея имеет целью синтез этих двух ветвей для формирования действенной системы права. Согласимся с мнением И.В. Шульги, подчеркивающим, что судебное нормотворчество в рамках государственного механизма, построенного на основе разделения властей, не просто возможно — оно необходимо. Определяющим является вопрос, в каком объеме и качестве оно должно существовать, с тем чтобы гармонично вписаться в систему разделения властей[7]. Судебное нормотворчество не заменяет и не подменяет нормативные правовые акты. Оно обеспечивает восполнение пробелов в праве, позволяет сделать практику судебной системы стабильной и предсказуемой, способствуя тем самым реальной защите практики и законных интересов граждан и организаций. Такую позицию можно встретить еще в трудах классиков отечественной правовой мысли. Так, С.А. Муромцев, считая, что в основе деятельности судей должно лежать творчество, писал: «Судья-законодатель, тем более деятельный, чем менее деятельным оказывается сам законодатель, он сам проводник в жизнь тех начал, которые сознание общества в противоположность действующему закону объявляет справедливым и естественным»
Очевидно, что именно судебная практика способна довольно «быстро» реагировать на происходящее в обществе. Как точно замечает С.Е. Десницкий, «всех приключений ни в каком государстве законами не ограничить, того ради необходимость требует в таких непредвиденных случаях дозволить судьям решить и судить дела по совести и справедливости...».
Впоследствии эти идеи нашли свое отражение в трудах известного русского цивилиста Т.М. Яблочкова, указывавшего, что «в настоящее
время усложняющихся социальных отношений закон не может поспеть один за всеми потребностями жизни. На судебную практику возлагается своим творчеством восполнить те пробелы в праве, которые невосполнимы иным образом[8]». И.Я. Фойницкий, в свою очередь, отмечал: «Необходимость пополнения закона судебными местами или применения законов по аналогии вытекает из необходимости отделения судебной власти от законодательной. При всей предусмотрительности законодатель не в состоянии объять вполне всего разнообразия жизни. Преподаваемые им правила основываются на данных прошлого, которые могут значительно усложняться и видоизменяться в будущем. Необходимость сообщить законам значительную прочность, частыми изменениями законодательства ослабляемую, приводит и к необходимости признать за судебными установлениями право пополнения неизбежных его пробелов. Исполняя закон, судья не становится на место законодателя, но проникается его духом, стараясь разрешить встретившийся вопрос так, как он был бы разрешен самим законодателем, если бы представился ему при формулировании закона. Чем менее способен законодатель к обобщениям, чем более конкретный характер имеют преподаваемые им правила, тем более встречается и необходимость в судебном пополнении»
В современных исследованиях также подчеркивается значение судебной практики, предлагаются идеи, определяющие судебную практику в качестве самостоятельного источника права. Так, В.В. Сорокин, признавая нормотворческое значение актов высших судебных инстанций, активно издаваемых в переходный период, не может рассматривать ее как самостоятельный источник права, поскольку в переходное время она лишь воспроизводит общепринятые положения правовой доктрины.
Напротив, В.Ф. Яковлев, поддерживая определение судебной практики как источника права, указывает, что при применении нового гражданского законодательства в России необходимо было оперативно отвечать на те вопросы, которые практика ставила очень остро, а законодатель не успевал отвечать на них.
Идею признания судебной практики в качестве источника права поддерживает и И.В. Решетникова. По ее мнению, сфера гражданско-правовых отношений «обречена» быть прецедентной, поскольку «за определенными рамками конкретизации закон рискует превратиться в трудно понимаемый даже специалистами свод казусов»[9]. Полагая, что судебная практика фактически становится источником права, И.Ш. Файзутдинов отрицает существование в России судебного прецедента в строгом смысле слова. Судебная практика рассматривается им как совокупность правовых положений, сформированных в результате применения, толкования (но не создания) правовых норм и, кроме того, обладающих определенной степенью обобщенности и обязательности
Согласимся со справедливым высказыванием А.А. Малюши-на, отмечающим, что эволюция современного суда в суд правового государства вызывает острую необходимость реформирования суда, требует не только существенного усиления роли и значения судебной практики, совершенствования всего механизма судопроизводства с учетом новых, изменившихся условий и общественных потребностей, но и признания, узаконения судебного правотворчества, явно пробивающего себе путь во всей практике судебной деятельности.
Авторитетные представители различных ветвей государственной власти поддерживают идею о правотворческом характере постановлений Верховного Суда РФ.
Так, Председатель Верховного Суда РФ В.М. Лебедев пишет: «...законодательно-нормативный путь формирования российского права не исключает возможности развития прецедентного права».
Председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин отмечает, что правотворческая деятельность судов в правовой системе России формально (официально) не признается, в доктрине интерпретируется противоречиво, но реально существует и через высшие судебные инстанции влияет на развитие права.
Д.А. Медведев подчеркивает, что нет смысла объяснять, какую роль играют постановления пленума высшей судебной инстанции для точного толкования закона, для единообразного применения гражданского закона. Во многом на высшую судебную инстанцию возлагается ответственность выступать гарантом непосредственной реализации права на своевременную судебную защиту, поскольку именно судебная практика Верховного Суда РФ в лице своих прецедентов, а при их отсутствии — посредством оперативного формирования правовой позиции способна разрешить спор. Согласимся с исследователями[10], отмечающими, что право на выработку правовых позиций, обладающих свойствами, позволяющими считать их источниками права (в определенном смысле лишь при введении типологизации источников на различные уровни выражения формы права), может быть признано только за высшими судебными органами. При этом рассматривать и судебную практику, и прецедент исключительно как средство заполнения пробела не совсем верно. Они играют гораздо большую роль. И эту роль весьма удачно обозначает в качестве руководящего начала исследователь И. Стюфеева
Концептуальное понимание судебной практики высшего судебного органа — правовой вывод по определенной категории споров, сформулированный в акте высшей судебной инстанции по результатам теоретического обобщения судебных решений индивидуального характера на основе выявленного типичного, повторяющегося единообразия, влияющий на уже сложившиеся и будущие правоотношения и являющийся обязательным для всей судебной системы и неопределенного круга лиц.
Согласимся с П.А. Якушевым, отмечающим, что если правовая норма не применяется единообразно различными судами, то тем са-
мым нарушается ст. 19 Конституции РФ, гарантирующая равенство всех перед законом и судом. Если один суд применяет правовую норму в соответствии с определенным ее толкованием, а в другом суде норма права понимается иначе и выносится противоположное по существу решение при тождественных фактических и правовых обстоятельствах, то это свидетельствует о том, что государство не гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина, напротив, ставит защиту прав и свобод человека и гражданина в зависимость от того, какой суд рассматривает дело. Поэтому обеспечение стабильности, определенности и единства судебной практики является одной из форм реализации ст. 19 Конституции РФ. Предлагаемый концептуальный подход в понимании судебной практики позволяет приблизиться к идее не казуального суда, исключить сосуществование полярно противоположных трактовок одних и тех же правовых норм, обеспечить справедливость, стабильность и единство судебной системы. При рассмотрении экономических споров, возникающих из административных и иных публичных правоотношений, роль судебной практики следует оценивать с учетом следующего. Сложность экономических отношений с участием представителей публичной власти, наличие существенных противоречий между специальными нормативными актами (КоАП, КАС, Закон об исполнительном производстве и т.д.) и АПК РФ предопределяют значение судебного правотворчества в исследуемых правоотношениях. Очевидно, что судебная практика по рассмотрению экономических споров, возникающих из административных и иных публичных правоотношений, способствует созданию оптимального механизма защиты прав и законных интересов хозяйствующих субъектов и представителей государства на основе правовой определенности и не является исключительно средством заполнения пробелов в праве. Во многом это связано с восполнением отсутствующих норм, а также с устранением их неточностей и неопределенностей. Оформление судебной практики в концептуальном понимании есть результат объективной необходимости «заполнения законодательных пустот», разрешения коллизий между нормативными правовыми актами, а также унификации практики рассмотрения однородных дел, что особенно актуально в период реализации судебной реформы. Позитивное значение на современном этапе развития административного судопроизводства по экономическим спорам имеет при менение судебной практики Верховного Суда РФ дореформенного периода по аналогии. С точки зрения теории государства и права устранение пробелов возможно двумя способами: восполнение и преодоление пробелов, которые, в свою очередь, делятся на виды. Судебная практика в предлагаемом автором концептуальном понимании является видом восполнения пробела. И в рамках дореформенного периода ни у кого не вызвал сомнений порядок ее применения: суды общей юрисдикции руководствовались разъяснениями Верховного Суда РФ, а суды арбитражной системы — разъяснениями Высшего Арбитражного Суда РФ. Высшие суды выявляли смысл применяемого закона, толковали его и приводили результаты такого толкования в своих актах. Такие акты основаны на толковании судебной практики и, в свою очередь, вновь оказывают на нее влияние, так что процессы обобщения судебной практики в постановлениях пленумов и ее детализации в конкретных решениях идут одновременно и непрерывно'. В целях осмысления оснований и пределов применения разъяснений Верховного Суда РФ дореформенного периода при рассмотрении экономических споров, возникающих из административных и иных публичных правоотношений, остановимся на понятиях «аналогия закона» и «аналогия права». Аналогия (от греч. analogia — соответствие, сходство) — это сходство различных предметов, явлений в каких-либо свойствах. При изучении какого-либо объекта знание, полученное при рассмотрении более изученного, распространяется на сходный по существенным признакам, но менее изученный объект. Аналогию применительно к правовым отношениям можно рассматривать как распространение какой-либо нормы права или определенного комплекса норм на случаи, не предусмотренные в данной норме или комплексе норм, но существенно сходные с ними[11] . Соглашаясь с обозначенным высказыванием, А.Н. Балашов, Э.И. Мишутина подчеркивают, что указанное определение выражает сущность аналогии, которая заключается в том, что, преодолевая пробел в праве, субъект правоприменительной деятельности не создает нормы права, а стремится разрешить конкретное дело на основе
существующих в действующем законодательстве положений. Но это положение, которое по аналогии использует правоприменитель, применяется к отношениям, на которые законодатель, создавая такую норму, не рассчитывал[12]. А.Б. Степин рассматривает аналогию закона как правовое средство, которое помогает исчерпать все возможности отраслевого законодательства для урегулирования спорного правового отношения По мнению Л.П. Рассказова, аналогия закона — это юридическое решение конкретной ситуации на основе правовой нормы, которая регулирует схожее (аналогичное) отношение
Иными словами, в достаточно строгом понимании аналогия закона предполагает разрешение конкретного юридического дела на основе норм права, регулирующих сходные с рассматриваемыми общественные отношения. В данном контексте закон понимается в широком смысле — как любой нормативно-правовой акт.
При аналогии закона, т.е. при распространении на данные отношения конкретных норм, регулирующих сходные отношения, решающим основанием, предопределяющим возможность применения той или иной конкретной нормы, является значительное сходство между отношениями, которые прямо не предусмотрены правом, и отношениями, которые урегулированы конкретными юридическими нормами.
Рассматривая возможность применения аналогии, Г.Д. Улетова отмечает, что аналогия закона возможна лишь там, где признаки рассматриваемого отношения и признаки, предусмотренные нормой права, обнаруживают явное сходство, где ряд признаков двух явлений идентичен, тождествен друг другу.
Л. Эннекцерус, последовательно разграничивая аналогию закона и аналогию права, указывал, что аналогия по закону исходит из отдельного правового положения; она развивает его основную мысль, очищая ее от всех несущественных предпосылок, и в таком очищенном виде применяет закон к случаям, которые под него подпадают и,
следовательно, отличаются от случая, разрешенного по закону, только несущественными чертами, не затрагивающими внутреннего смысла правила; аналогия по праву исходит из нескольких отдельных правовых норм; из них (путем индуктивного умозаключения) она развивает более общие принципы и применяет их к случаям, которые не подпадают ни под какую законодательную норму[13]. Аналогия права позволяет ситуативно восполнять пробелы правового регулирования, поскольку выявляемая в процессе такого толкования воля законодателя или иного субъекта правотворчества всегда сформулирована весьма широко, допуская определенную степень конкретизации, более того, эвристической деятельности
По мнению Л.П. Рассказова, аналогия права — это юридическое решение конкретной ситуации на основе общих принципов и смысла права и при отсутствии схожей законодательной нормы.
Аналогия права предполагает применение к рассматриваемому случаю общих начал и принципов правового регулирования там, где невозможно подобрать близкую, аналогичную правовую норму. По весьма точному мнению Г Ф. Шершеневича, «аналогия права выступает тогда, когда данный случай не укладывается в содержание какого-либо закона, и предполагает, что в действующем законодательстве нет ни одной нормы, элементы которой хотя бы частично соответствовали элементам казуса».
Э.М. Мурадьян считает, что, опираясь на аналогию права, суд обеспечивает право сторон на правосудие и при пробелах в правилах судебной процедуры.
Допуская межотраслевое применение аналогии, Н.П. Рассказов оперирует понятием «субсидиарная аналогия», отмечая, что это та же аналогия правовой нормы (аналогия закона), но принадлежащая другой, родственной отрасли права. Более подробно на особенностях субсидиарного применения останавливается А.И. Абрамова, которая предлагает понимать под ним применение норм одной отрасли законодательства к отношениям, складывающимся в сфере регулирования
другой отрасли. Оно выражает собой своеобразный способ правовой регламентации и обусловлено прежде всего необходимостью функционального взаимодействия норм разных отраслей законодательства, обеспечения их сбалансированного соотношения и взаимосвязи[14]. По сути, нормы арбитражного и гражданского процесса, будучи родственными, могут обеспечивать субсидиарную аналогию. Субсидиарное применение имеет иное назначение, практическая целесообразность которого проявляется в расширении сферы действия данной нормы посредством включения в ее предмет дополнительного объекта правового регулирования
Судебная практика каждой из ветвей дореформенной судебной системы является актом правоприменения, содержащим правовые выводы по определенной категории споров, обязательные для судей соответствующей ветви судебной сласти и неопределенного круга лиц.
Ряд правовых выводов по делам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений, содержится в постановлениях Пленума ВС РФ, но не имеет аналогов в судебной арбитражной системе, равно как и наоборот. Например, постановление Пленума ВС РФ от 10 февраля 2009 г. № 2 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих» (далее — Постановление № 2) и Постановление № 58.
Усложняющиеся общественно-политические и экономические отношения, выстраивание работы судебной системы в период реформы, достижение эффективного правосудия требуют поиска действенного механизма разрешения коллизий с использованием судебной практики в концептуальном понимании, предложенном в настоящем исследовании. В этой связи согласимся с подходом А.С. Еременко, утверждающим, что применение правовых норм по аналогии подчинено закономерностям коллизии и конкуренции норм и производится посредством дискреционного права, или права судейского усмотрения.
Применение дореформенной судебной практики Верховного Суда РФ по аналогии представляет особый вид аналогии, сочетающий в себе некоторые характерные черты аналогии закона и аналогии права. Судебная практика Верховного Суда РФ по делам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений, содержит правовые выводы по сходным правоотношениям, не носящим экономической направленности. Это позволяет увидеть признаки аналогии закона, предполагающей разрешение конкретного юридического дела на основе норм права, регулирующих сходные с рассматриваемыми общественными отношениями. В то же время судебная практика (в предлагаемом концептуальном понимании) не является нормативным правовым актом, а представляет собой правоприменительный акт, заключающий в себе общие начала и принципы правового регулирования определенной группы общественных отношений. В силу чего оперирование судебной практикой Верховного Суда РФ дореформенного периода при рассмотрении экономических споров в порядке административного судопроизводства позволяет установить наличие существенных характеристик аналогии права, под которой понимают применение к рассматриваемому случаю общих начал и принципов правового регулирования. Предлагаемый подход применения судебной практики Верховного Суда РФ дореформенного периода при разрешении экономических споров в порядке административного судопроизводства определяется как особый способ устранения пробелов в праве, сочетающий в себе некоторые характерные черты аналогии закона и аналогии права, — аналогию судебной практики. Концептуальное понимание судебной практики позволяет утверждать, что оптимизация подходов к рассмотрению однородных споров в сфере административного производства на основе правовых позиций Верховного Суда РФ будет являться важным условием развития административного судопроизводства по экономическим спорам.
