Айги и Блок. Эскиз к теме

Сначала приведем два текста.

I

Жалость — когда человек ест;

когда растерявшийся

и впервые попавший в Россию немец с экземой на лице присутствует при жаргонной ругани своего носильщика с чужим;

когда таможенный чиновник, всю жизнь видящий уезжающих и приезжающих из-за границы, а сам за границей не побывавший,

любезно и снисходительно спрашивает,

нет ли чего и куда едут.

II

и — при виде

этого оживления

очень бедного изуродованного деревца

в берлинском скверике

вдруг

начинает работать душа

будто уносится в Россию

Кем и когда эти тексты написаны?

Об авторе первого текста. Поэт был в Германии, возвращается в Россию. В вагоне заносит в записную книжку мимолетные впечатления. Автор тогда не заметил, что написал верлибр, поэтому разбивка текста на колоны и строфы (очевидные и ухослышные) произведена автором данной заметки. У поэта немало таких пограничных (проза/стих) текстов — в дневнике и записных книжках, в статьях и письмах. Имя поэта — Блок.

II

Об авторе второго текста. Поэт молчит в Берлине. Мощно молчит. За два-три месяца намолчал книгу из пятидесяти четырех произведений. Стихи? Проза? Эссе? Афоризмы? Нет, это неназываемо, это кванты молчания. Выход из-под власти языка, который сегодня завел литературу в пустоту и там бросил. Поэт открывает надъязыковой способ творения, назвав его «поэзия-как-молчание». Имя поэта — Айги.

Он не прозаик по натуре. У него нет сюжетного письма. Фразы всегда отдельны друг от друга, каждая — потенциальный стих. И в письменной, и в устной речи. У него нет трактатного мышления, логических аргументов в подтверждение тезиса. Мысль на пути к высказыванию совокупляется с эмоцией и обращается в поэзию.

Таков Блок.

Таков Айги.

Различий между ними, конечно, больше, чем сходства. Тем занятнее разгадывать это а + Ь. Мне кажется, тут полезнее идти не от «глобалки», а от частностей. Как из записной книжки Блока на меня вдруг выскочил Айги, так и Блок, может быть, обнаружится в айги-глубинах. По эпистолярному свидетельству Атнера П. Хузангая, «в ранних чувашских стихах Айги есть явные реминисценции из Блока».

А потом? «Снега», «свет», «лес», «поле» — не слышится ли в этих ключевых словах у Айги блоковское эхо? Притом что такие слова-символы становятся у него еще свободнее, сбросив цепи привычно прилагаемых к ним эпитетов и инерцию силлабо-тонических мелодий.Вспомним известный пассаж из блоковских «Записных книжек»: «Всякое стихотворение — покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звезды. Из-за них существует стихотворение. Тем оно темнее, чем отдаленнее эти слова от текста. В самом темном стихотворении не блещут эти отдельные слова, оно питается не ими, а темной музыкой пропитано и пресыщено. Хорошо писать и звездные и беззвездные стихи, где только могут вспыхнуть звезды или можно самому их зажечь» (1906).

Если применить антитезу «звездность—беззвездность» к стихам Айги, то они, конечно, «звездные». Острия слов-звезд, из-за которых «существует стихотворение», видны сразу. Но при этом Айги обходится без «покрывала», т.е. без метрической ткани, без традиционно-риторического многословия.

«И опять снега», — поет Блок в 1907 г. «Теперь всегда снега», — отзывается Айги в 1978 г., а потом: «Все дальше в снега». Все дальше — в сторону освобождения от лишних слов, сотворения строк сплошь звездных:

снега душа и свет яблоко солнце и голубь

И человек идет по ПОЛЮ

Как Голос и как Дыхание

В стихотворении Айги «Две песенки для нас с тобой» (1986—1987) вдруг прорезался анапест. Некрасовский («Я за то глубоко презираю себя...»), блоковский («Петроградское небо мутилось дождем...»). И в этой метрической раме — авангардно трансформированный синтаксис, «человеческая речь, переросшая сама себя» (говоря по-тыняновски):

мы немного средь тех кто беднее беды

кто не больше того что чуть-чуть

вот и ладим вполне: кто С концами Концы

кто давно Отворяй Ворота

Семантика — блоковская. Вот уж кто умел быть «беднее беды», кто «Отворяй Ворота» совершил еще в юности, а из жизни уходил так, что полные «С концами Концы»...

И еще Н. Фатеева находит у Айги «слияние с женским началом», с тем «Ты», которое равноценно поэтическому «Я». Тут сравнение с Блоком неминуемо.

Так мы обнаруживаем у Айги конкретные элементы символизма (в широком смысле), а у Блока — преавангардные импульсы и приемы.