Что такое секуляризация

Это понятие первоначально было заимствовано из исторической науки, где под ним понималось начатое во время Реформации (XVI в.) изъятие государством церковных земель и имущества, оттеснение Церкви от власти. Эта тенденция все более нарастала в различных государствах (преимущественно в западном мире). Особенно она усилилась к XIX в. и стала повседневным феноменом жизни большинства демократических стран, как правило, провозгласивших себя светскими государствами.

С этого времени в гуманитарном знании термин «секуляризация» стал обозначать различные формы высвобождения общества от власти, контроля и давления со стороны церковных институтов. Секуляризация не пребывает в стороне от социальной, экономической и культурной эволюции. Со временем это движение превратилось в объективную историческую тенденцию. Социология религии придала этой тенденции статус категории и понимает ее как утверждающееся в обществе движение к светскому образу жизни и светской культуре. Наиболее глубокий современный анализ этой категории дан в монографии В.И. Гараджи «Социология религии»[1].

Более наглядное представление этой категории дает ее сопоставление с понятием «религиозность». Эти понятия противоположны, но не альтернативны. Так, естественная (то есть свободная от насильственного принуждения) секуляризация совсем не обязательно ведет к вытеснению религиозности и проявляет себя в более или менее постепенном доминировании светских форм социального бытия. Нормально проходящая секуляризация обычно опирается на поддержку демократической общественности и выражается в блокировании и вытеснении религиозного проникновения в мирские институты. Естественная секуляризация не стесняет свободы вероисповеданий и лишь попутно может повлечь за собой определенное снижение религиозной приверженности у какой-то части населения.

Насильственно насаждаемая секуляризация — сравнительно редкий феномен истории, иногда присущий диктаторским режи

мам. Насильственная секуляризация, выталкивая религию из мирских институтов, одновременно обрушивается на самое Церковь, подавляет свободу вероисповедания и ущемляет религиозность граждан. Опирающаяся на произвол и принуждение, такая секуляризация, как правило, осуждается общественным мнением, в том числе неверующими гражданами.

В отличие от религиозности — состояния весьма устойчивого, связанного с субъективной сферой общественного бытия и опирающегося на огромную историческую традицию, — секуляризация, как уже отмечено, является сравнительно недавним процессом, который скорее присущ цивилизации Запада, нежели Востока. Процесс более всего связан с объективными реалиями общественного бытия, вытеснением религиозного преобладания в сфере государственного управления, в учреждениях экономики, политики, права и образования. Секуляризация затрагивает сферы быта, культуры и искусства. Она порождает определенные смещения в ценностных ориентациях граждан, но с трудом проникает в те глубинные слои индивидуального сознания, которые поддерживают актуальную и латентную религиозность. Поэтому секуляризация более противоречива и менее стабильна, нежели религиозные конструкты. Ее обратные проявления в новой и новейшей истории Запада не единичны. Для их обозначения в социологию религии введено понятие «десекуляризация».

Операциональные понятия, описывающие секуляризацию, разработаны менее строго, чем описывающие религиозность. Но и здесь правомерно использовать термины «уровень», «степень», «характер», «состояние и динамика секуляризации».

Для более глубокого понимания секуляризации продолжим ее сопоставление с религиозностью и перейдем к предметному осмыслению их конкретно взаимосвязанной динамики в послеоктябрьский период истории нашей страны. Здесь осуществилось радикальное отделение церкви от государства, и на словах была провозглашена свобода совести. Однако светское государство на деле стало государством антирелигиозным.

С 20-х годов минувшего века развернулась насильственная секуляризация советского общества. Религиозные институты были подвергнуты осаде, церковное имущество объявлено народным достоянием, а особенно драгоценные реликвии изъяты государством. Религиозным объединениям было запрещено заниматься благотворительностью, создавать кассы взаимопомощи. Им запрещалось организовывать паломничество к святым местам, обучать прихожан вероучению. Секуляризация сопровождалась интенсивными репрессиями против духовенства, закрытием (а то и варварским уничтожением) храмов, надругательством над религиозными святынями. Сопровождалась и иными стеснениями свободы вероисповеданий, осуществлявшимися под политическим лозунгом «борьба с религи ей — это борьба за социализм». Религия была изгнана властями из всех сфер социального и культурного бытия страны, особенно же — из сферы функционирования административных и образовательных учреждений. Дух мировоззренческой нетерпимости, религиофобии и глумления над верой охватил сознание обывателей.

В этой атмосфере шел массовый отход граждан от религии и Церкви. К 1937 г., по данным всесоюзной переписи, лишь 57% от общей численности населения считали себя верующими. Это громадное за два десятилетия снижение по сравнению с почти 100%-й религиозностью в дореволюционной России.

И все же насильственная секуляризация не проникала в наиболее глубинные слои религиозности. В атмосфере «культурной революции» от культа отходили в основном колеблющиеся в своей вере и заметная часть привычно верующих. Некоторые из них становились неверующими, другие же осторожно дистанцировались от культа или скрывали свою веру даже от ближайшего окружения. Многие верующие, лишившись храмов и священнослужителей, просто «отвыкали» от культа. Их религиозность становилась латентной, она словно засыпала, забывалась на время. Однако миллионы глубоко верующих граждан и в этих испытаниях сохраняли свою религиозную приверженность. Заметная их часть, не имея возможности свободно осуществлять обряды в молитвенном помещении, выполняли их скрытно, молились дома. Испытания только усиливали их веру. Пополнение числа неверующих происходило преимущественно за счет молодежи, прошедшей школу антирелигиозного воспитания.

Латентная религиозность в известной степени актуализировалась в тяжелые годы Великой Отечественной войны. Немалая часть бывших верующих вновь обратились к религиозной вере. Тем более, что власти по политическим соображениям несколько ослабили принудительную секуляризацию, разрешили открывать храмы и приостановили гонения против духовенства.

Но установки принудительной секуляризации давали о себе знать. С начала 1960-х годов стеснения свободы совести вновь усилились (правда, не в прежних варварских формах). Верующих граждан публично осмеивали. Коммунистов и комсомольцев, допускавших исполнение религиозных обрядов, изгоняли из партии и комсомола. Разработанная коммунистической партией система атеистического воспитания стала внедряться особенно организованно и последовательно, едва ли не с колыбели, в детских садах, учебных заведениях, трудовых коллективах, по месту жительства граждан.

Теперь состояние религиозности в стране понижалось не столько за счет административных гонений на духовенство и верующих, сколько под влиянием системы атеистического воспитания и ведшейся пропаганды по каналам культуры, искусства, средств массовой информации. Светский образ жизни планомерно внедрялся и поддерживался самой духовной атмосферой советского общества, где властвовал дух рациональности, преклонения перед могуществом науки, техники и разума, а вера в «светлое будущее» замещала большинству населения веру религиозную.

Исследования середины 1960-х годов подтверждали завоевания секуляризации. Вытесненная на отдаленную обочину социального бытия, религия выглядела маргиналом и в общественном сознании. В среднем, в составе взрослого населения страны лишь около 20% продолжали придерживаться религиозных верований и культа. В центральных регионах России, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке удельный вес религиозных людей был и того ниже. Правда, в составе населения атеистов тоже было немного. Преобладали неверующие и индифферентные, т.е. утвердившаяся секуляризация в известной мере также была латентной.

В стране официально провозглашалось господство материалистического мировоззрения. Одна из наиболее известных монографий социологов носила характерное название «К обществу, свободному от религии» (М., 1970). Но торжество секуляризации было поверхностным. Не проникая в глубины массового сознания, она оказалась весьма уязвимой перед теми социальными и духовными переменами, которые стране принесли перестройка и последовавшие за ней во всех сферах жизни общества глубочайшие потрясения.

В преддверии этих кардинальных социальных перемен в стране уже стали пресекать пароксизмы насильственной секуляризации, демонтировать искусственные преграды религиозности, расширять возможности вероисповедания. Последствия не заставили себя ждать. Их иногда именуют религиозным бумом.

Начало особенно интенсивного возрождения религиозности и спада секуляризации совпало с празднованием 1000-летнего юбилея Русской православной церкви (1988 г.). Панельное исследование, проведенное нами на одном из крупнейших предприятий Перми (моторостроительный завод), показало, что за тот юбилейный год уровень религиозности рабочих и служащих поднялся в полтора раза. Сходные результаты были получены и в других регионах России. Столь же стремительно усилились религиозные симпатии и умонастроения. По данным известного социолога Ю.А. Левады, в СССР только за один 1989 г. авторитет религиозных организаций в массовом сознании возрос втрое. Достижения секуляризации таяли на глазах. Священнослужители стали говорить о происходящем втором Крещении Руси.

Некоторые религиоведы связали эту перемену в мировоззрении лишь с реакцией на юбилей, назвали ее эффектом маятника и предположили, что вот-вот амплитуда колебаний изменится. Но результаты последующих исследований свидетельствовали об обратном: религиозность продолжала стремительно подниматься как у взрослых, так и у подрастающего поколения. К 1993 г. (спустя лишь пятилетие после названного юбилея) религиозность у взрослых Прикамья поднялась до 60,4%.

Подростки и юноши отражали мировоззренческие перемены взрослого окружения даже более интенсивно. В том же году проведенные опросы показали, что 9% выпускников средних школ считали себя глубоко верующими. Вдвое больше респондентов (18%) — именовали себя верующими по традиции, а 39% — колебались в своем отношении к религии, 11% — были индифферентными, 7% — называли себя неверующими и только 2% — атеистами. Остальные респонденты не смогли определиться. Таким образом, две трети заканчивающих школу юношей и девушек уже ощущали себя религиозными в большей или меньшей мере. Близкие данные были получены у выпускников ПТУ.

И у студентов пермских вузов в тот год религиозность оказалась более высокой, нежели у взрослых — 62%. К 1995 г. ее уровень поднялся почти на 4%, а по состоянию на 2003 г. уже 78% пермских студентов отнесли себя к числу религиозных. Правда, не у всех из них вера ортодоксальна. В составе респондентов был зафиксирован высокий уровень влияния суеверий, увлечения астрологией, оккультными науками и иными формами вневероисповедной мистики.

Феномен так называемой внеконфессиональной религиозности сегодня особенно заметно нарастает в составе российской интеллигенции. Этот феномен почти не ведом прошлым временам и потому нуждается в особенно пристальном изучении. Он ныне характерен и для студенчества. Едва ли не каждый пятый (19%) студент Прикамья отнес себя к верящим в «мировой Разум», в некое безличное и сверхъестественное «Начало мира». Не следует эти отклонения от ортодоксии относить к остаточным следствиям секуляризации: скорее эти отклонения свидетельствуют об ограниченном усвоении религии.

Признаемся, для исследователей оказались особенно неожиданными столь высокие показатели религиозности именно у подрастающего поколения. Ведь еще совсем недавно именно оно более других демонстрировало завоевания секуляризации в социалистическом обществе. В структуре подростков и юношества верующие тогда составляли лишь единичные проценты. Мало кто сомневался в ожидаемом атеистическом будущем, поскольку едва ли не одни старики представляли около десятка чахнувших традиционных конфессий в громадной многонациональной стране.

Мощный подъем религиозности в постсоветском обществе охватил все возрастные группы, вызвал своеобразный шок светской общественности и более, чем в пять раз, обогатил конфессиональную палитру Отечества. К настоящему времени в стране официально зарегистрировано около 70 различных конфессий. Реально же их общая численность, представляется, выше по крайней мере вдвое: многие (как правило, весьма малочисленные новые исповедания) функционируют без регистрации.

На первом месте по численности верующих (и по реальному влиянию на духовную жизнь России), разумеется, находится Русская православная церковь. Совместно с общинами старообрядцев православные объединения составляют более 55% в общей номенклатуре религиозных объединений страны. Второе место (более 16%) занимают мусульманские объединения. Затем, в первую десятку крупных объединений входят пятидесятники, баптисты, евангельские христиане, адвентисты, «Свидетели Иеговы», иудеи, католики и лютеране.

Правда, число относящих себя к приверженцам той или иной конфессии обычно резко превышает численность лиц, действительно исполняющих ее культ. По сведениям С.Б. Филатова и Р.Н. Лункина, упомянутое расхождение таково:

Относящие себя к конфессии Православие — 75—85 млн Старообрядчество — менее 1,5 млн Католицизм — до 1 млн Протестантизм — 1,5—1,8 млн Ислам — 6—9 млн Иудаизм — до 50 тыс. Буддизм — около 550 тыс. Новые религиозные движения — около 300 тыс.

Реально исполняющие культ

От 3 до 15 млн

от 50 до 80 тыс.

От 60 до 200 тыс.

Более 1,5 млн

Не более 2,8 млн

Около 30 тыс.

Не более 500 тыс.

Около 300 тыс.

Эти данные частично дают представление о реальном потенциале конфессий, указывают и на определенные пробелы религиозности. В какой-то мере данная информация также иллюстрирует процесс десекуляризации в современной России. Но отступления секуляризации в постсоветском обществе наиболее ярко демонстрирует возрастающая религиозность населения. Поэтому продолжим анализ этих данных.

При этом вновь сошлемся на результаты длительно проводимых в Прикамье социологических исследований[2]. Как уже сказано, к середине 1993 г. около двух третей взрослого населения региона относили себя к числу верующих. К 2001 г. рост религиозности, как

казалось, подошел к своему пределу и стабилизировался. Ее уровень составил на тот год 77,2% и в последующие три года практически не изменялся. Но начиная с 2005 г., хотя и медленно, но рост религиозности продолжился. В 2005 г. ее уровень возрос до 78,6%, в 2006 г. — 78,7%, в 2007 г. — 80,1%. Теперь, по всей вероятности, уровень религиозности подошел к количественному пределу.

В составе взрослого населения Пермского края сегодня не религиозен лишь один из пяти граждан. Индифферентны как к религии, так и к атеизму около 10%. Устоявшими на своей мировоззренческой позиции — неверующими и атеистами сегодня себя считают соответственно около 6% и около 2% жителей региона. Около 2% опрошенных, как обычно, затрудняются в своем отношении к религии.

Освобожденная от насильственных ограничений, религия ожила и качественно окрепла. Ее качественно обогащенный потенциал обнажают типологические перемены в структуре религиозного населения. Так, в Прикамье с 1993 по 2007 г. в этой структуре почти в три раза снизился удельный вес колеблющихся в своем отношении к религии (от 42,2% до 14,5%). В то же время неуклонно нарастала и возросла почти в полтора раза доля тех, кто сегодня относит себя к традиционным верующим (от 43,0% до 64,5%). Что особенно показательно: также почти в полтора раза (от 14,8 до 21,0%) в структуре религиозного населения возрос удельный вес наиболее стойких убежденных верующих, составляющих основную опору в религиозных объединениях.

Результаты общероссийских исследований М.П. Мчедлова убеждают, что резкий спад секуляризации затронул практически все социально-демографические слои и группы кризисного постсоветского общества. Наиболее интенсивно к религии потянулись те, на чью долю выпали особенно тяжкие испытания последних времен. Исследования в Прикамье показывают, что более всего ныне склонны к религиозности одинокие матери, пенсионеры по возрасту, вдовые граждане и домохозяйки. Довольно высокую приверженность к религии демонстрируют работники учреждений культуры и лица, занимающиеся торговлей.

Религиозность и по сей день заметно сильней представлена в типичном российском селе, нежели в городе. Наивысший уровень религиозности отмечен в населенных пунктах, где особенно много безработных и малообеспеченных граждан. Это, прежде всего, рабочие поселки, где, как правило, приостановилась деятельность местных предприятий, а ощущение кризиса особенно тягостно.

Сегодня религиозность заметно помолодела: лица в возрасте от 22 до 50 лет теперь составляют наибольшую часть в структуре российских верующих. Правда, хотя в меньшей степени, чем в советские годы, но и в настоящее время религиозность заметно усиливается с наступлением старости. Как и прежде, женщины заметно религиозней мужчин. Это феномен, свойственный всем странам. Любопытный штрих: у мусульман-мужчин культовая активность заметно выше, нежели у женщин. И все же, повседневная, субъективная приверженность к религии у мусульманок тоже выше, нежели у мужчин. В русскоязычных регионах, например в Прикамье, национальные различия на отношение к религии почти не сказываются. Однако в регионах традиционного влияния ислама (прежде всего на Северном Кавказе) уровень религиозности заметно выше среднего.

В исследованиях М.П. Мчедлова впервые зафиксирована важная новая тенденция — заметный рост образовательного уровня верующих. Если 10—15 лет назад среди верующих преобладали лица с невысоким уровнем образования, то теперь более половины из них имеют среднее образование, а около 32% — выше среднего. Правда, и сегодня религиозность отчетливо ниже у лиц с высшим образованием. Но и у них в большинстве своем присутствует религиозная приверженность. Быть неверующим сегодня стало как-то неприличным.

Столь стремительное распространение религиозности в обществе, где более полувека торжествовала секуляризация, — феномен уникальный. Чем он обусловлен? Этот вопрос был включен в анкеты опросов граждан Пермского края.

Подъем религии прежде всего обусловлен, по мнению 68% опрошенных респондентов Прикамья, глубоким кризисом российского общества — социальным, экономическим, политическим и моральным. История религий однозначно объясняет описанный Б. Малиновским этот социальный эффект. Классик религиоведения установил, что массовый интерес к религиозной вере и мистике — психологически закономерная реакция людей, подавленных и растерянных в периоды глубоких общественных и личных потрясений.

Большую роль в подъеме религиозности сыграли дискредитация и ломка столь долго господствовавших в обществе социалистических ориентаций, ценностей и идеалов, а в особенности — крах коммунистических ожиданий и веры «в светлое будущее». Так полагает едва ли не половина (46%) респондентов. С этим фактором связана произошедшая в сознании интеллигенции и других слоев населения переориентация отношения к религии как к феномену культуры. Десекуляризация и развал системы атеистического воспитания способствовали ломке расхожего стереотипа о религии как о враге науки и прогресса, содействовали ее закономерному признанию в качестве органической сферы мировой и национальной культуры, одной из моральных опор общества.

Почти четверть опрошенных (24%) связывают подъем религиозности с возросшей активностью религиозных организаций, пропа гандой религии в средствах массовой информации. Каждый седьмой из наших респондентов в качестве фактора подъема религиозности называл резко усилившуюся миссионерскую деятельность отечественных и особенно зарубежных проповедников. Подъему религиозно-мистических чувств также способствовали интенсивно распространявшиеся в конце второго тысячелетия сообщения о таинственных явлениях в жизни природы и общества, слухи о приближении «конца света», наступающем Апокалипсисе. Апокалипсические настроения периодически возникали в странах христианского мира на переломе веков. На рубеже третьего тысячелетия они оказались особенно сильными.

Обратим внимание на еще один немаловажный фактор — мощное давление на общество идеологической атмосферы, намеренно, с начала перестройки формируемой теми влиятельными силами, которые используют религию в своих политических играх. Длительная в советском обществе духовная монополия воинствующего атеизма и проповедь религиофобии ныне сменилась проповедью атеофобии. Атеисты и неверующие теперь нередко подвергаются остракизму, им затруднен доступ в качестве авторов к наиболее влиятельным средствам массовой информации. Пробудившийся массовый интерес к религии как явлению культуры в значительной мере удовлетворяется не объективной научной информацией, но культовыми проповедями, миссионерской пропагандой, апологетическим содержанием информации в СМИ.

Наиболее авторитетные служители культа считают, что всплеск религиозных умонастроений в стране не является пробуждением глубокой веры и что за внешним соблюдением обрядов у большинства новообращенных нет стойких религиозных убеждений. Такого же мнения придерживаются и исследователи. В составе религиозного населения преобладают те лица, в мировоззрении которых идея Бога не доминирует, но находится словно на периферии сознания, а значит, не влияет решающим образом на их поведение. Об этом же свидетельствует и отношение к загробной жизни — эту идею разделяет чуть больше 20% опрошенных взрослых граждан России.

Большая часть называющих себя верующими не разбираются в догматах и канонах религии, плохо знают сакральное содержание культа, да и в церковных службах участвуют от случая к случаю. Один из наиболее авторитетных в Прикамье священников с иронией высказался о своих прихожанах: «они не прихожане, а захожане». По данным М.П. Мчедлова, большинство верующих в Бога молятся лишь иногда, исполняют лишь отдельные религиозные обряды и отмечают лишь некоторые религиозные праздники. Прежде всего сказанное относится к той значительной части религиозного населения, которое только в последние годы приобщилось к культу.

Таким образом, можно констатировать, что происходящий в последние два десятилетия подъем религиозности представляет собой не столько осознанный поворот миропонимания, сколько ситуативную перемену умонастроения, вызванную эмоциональной реакцией многих граждан на социальные потрясения в обществе и еще не преодоленный системный кризис в нем. А у какой-то части недавно обратившихся к культу это не более чем своеобразная дань моде. Однако будем иметь в виду, что не столько миропонимание, сколько мировосприятие и умонастроения владеют массовым сознанием.

Процесс десекуляризации в нашем обществе не исчерпывается прекращением притеснений верующих и резким возрастанием религиозности. Термин «десекуляризация» не охватывает реального феномена религиозного реванша. За два десятилетия процесс зашел далеко за пределы секуляризации — к самим недрам светского статуса государства. Этому в немалой мере способствовал фактор, который журналисты именуют «административным ресурсом». «Религиозный реванш» охватил отнюдь не все светские секторы отечественной государственной и общественной жизни, но проник в ряд весьма важных из них. Укажем на некоторые из таких секторов.

На момент начавшегося преодоления многостороннего кризиса страны религия уже уверенно присутствует в центре общественных перемен, ощущая себя едва ли не на равных с законодательной и исполнительной властью. Ведущие конфессии стали признанными партнерами государства в ряде тех важных сфер общественного бытия, откуда были решительно удалены в советские времена. Многие важные государственные решения теперь принимаются с оглядкой на церковь. Особо торжественные официальные мероприятия ныне сопровождаются богослужениями. Религиозные символы и образы введены в государственный гимн, ордена и денежные знаки, сан патриарха включен в регистр высших должностей. Авторитет Церкви, хотя и снижается в последние годы, но и поныне остается выше большинства иных социальных институтов. С этим считаются все влиятельные политические и государственные деятели.

Недопустимо умалять культурно-нравственный потенциал религии, и в последующих главах данной книги этот потенциал будет обстоятельно рассмотрен. Однако не должно наделять религию статусом верховного морального арбитра и исключительно только ее идентифицировать с духовностью. Вызовом традициям демократической секуляризации и светскому статусу государства является клерикализация, т.е. притязания Церкви на первенствующую роль в политической и культурной жизни. В строящемся гражданском обществе феномен клерикализма не менее одиозен, нежели феномен насильственной секуляризации.

  • [1] Гараджа В.И. Социология религии. М., 2005. С. 286—300.
  • [2] Пермский край — русскоязычный регион, по основным демографическим, экономическим и социально-культурным показателям весьма типичный для России. Полученные здесь сведения можно экстраполировать и на другие регионы страны. Программы эмпирических исследований согласованы с коллегами из Академии государственной службы при Президенте РФ, а также с руководителем Центра «Религия в современном обществе» Института комплексных социальных проблем М.П. Мчедловым. Сведения по региональным массовым опросам нами получены при содействии Службы социологического мониторинга Администрации Пермского края (руководители Службы — В.А. Бурко и М.А. Старкова). Массив опрошенных составлял в разные годы от 1500 до 7300 человек.
 
Посмотреть оригинал
< Пред   СОДЕРЖАНИЕ   ОРИГИНАЛ   След >