АНТРОПОЛОГИЯ ИГРЫ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ

Игра в системе культуры: определение и история изучения

Какие ассоциации может вызвать слово «игра» у современного человека? «Дети - игрушки - действие - правила -геймеры - сетка - "что наша жизнь - игра"», - возможно, вспомнят многие. И каждый из них окажется прав. Большое количество ассоциаций здесь - это не случайность, а закономерность. Все дело в сложности определения игры и игровой культуры, обозначения места игры в культуре, и это касается не только современной культурологии. То же самое можно наблюдать в истории, лингвистике, философии.

Начиная с конца XIX в. важное место в исследованиях занимает проблема определения места игры в культуре. Большая часть из них выполнена на стыке философии, культурологи и социальной антропологии.

Одним из первых развернуто осмыслить и определить, что же такое игра, игровая культура и каково место игры в культуре, попытался Йохан Хейзинга. Его трактат «Ното Ludens» (1938) до сих пор пользуется большой популярностью среди культурологов, историков, философов. Значение проделанной Й. Хейзингой работы состоит в рассмотрении истории и культуры человечества в терминах игры, что заложило методологические основы игровой культуры.

Уже в самом начале своей работы Й. Хейзинга обращается к вопросу выбора корректного термина, отражающего суть игры: «...повсеместно употребляемая терминология по отношению к игре кажется мне далеко не достаточной. Мне давно уже требовалось прилагательное от слова spel [игра], которое просто-напросто выражало бы "то, что относится к игре или к процессу игры". Speelsch (игривый) здесь не подходит из-за специфического смыслового оттенка. Да позволено мне будет поэтому ввести слово ludiek. Хотя предлагаемая форма в латыни отсутствует, во французском термин ludique (игровой) встречается в работах по психологии...»¹ Кроме того, целую главу книги Й. Хейзинга отводит довольно любопытным лингвистическим изысканиям бытования и трактовки терминов, обозначающих игру в разных языках .

Основные положения его концепции:

• 1. Игра - это явление культуры, и значит, должна рассматриваться в рамках научного мышления применительно к изучению культуры.

• 2. Игра старше культуры.

• 3. Игра - это функция, которая исполнена смысла.

• 4. Биологические основания игры многообразны, но все их объединяет биологическая целесообразность.

• 5. Наиболее заметные первоначальные проявления общественной деятельности человека уже пронизаны игрою (язык, миф, культ, а следовательно - право и порядок, общение и торговля, ремесло и искусство, поэзия, ученость, наука).

• 6. Игра - это борьба за что-нибудь и представление чего-нибудь.

• 7. Игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри установленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыденная» жизнь.

• 9. При определении игры возникает необходимость рассмотреть поле «серьезность - несерьезность (комизм)». Слож-
• 1

Хейзинга Й. Homo Ludens. Человек играющий. Статьи по истории культуры. М.: Айрис-пресс, 2003. С. 19.

²

Там же. С. 44-56.

³

Там же. С. 44.

ность ситуации состоит в том, что, по мысли Й. Хейзинги, «...в противопоставлении игры и серьезности мы не увидим законченности и постоянства... Смех определенно противопоставляют серьезности, но с игрой он никоим образом прямо не связан. Дети, футболисты, шахматисты играют с глубочайшей серьезностью, без малейшей склонности к смеху. Примечательно, что как раз чисто физиологическая способность смеяться присуща исключительно человеку, тогда как наделенная смыслом функция игры является у него общей с животными. Аристотелево animal ridens (животное смеющееся] характеризует человека, в противоположность животному, пожалуй, еще точнее, чем homo sapiens»¹.

• 10. Игра - это выход из обыденности: «Игра, в культуре, предстанет тогда как некая заданная величина, предшествующая самой культуре, сопровождающая и пронизывающая ее от истоков вплоть до той фазы культуры, которую в данный момент переживает сам наблюдатель. Он всюду обнаруживает присутствие игры как определенной особенности или качества поведения, отличного от обыденного поведения в жизни» .

• 11. Игра ограничена некоторыми аспектами - местом, временем и т. д.

• 12. В каждой игре - свои правила. Ими определяется, что именно должно иметь силу в выделенном игрою временном мире. Правила игры бесспорны и обязательны, они не подлежат никакому сомнению.

Кроме того, Й. Хейзинга останавливается на антропологических и социальных характеристиках игры, указывая на способность игрового сообщества сохранять свой состав по окончании игры, оговаривая, что «...не каждая игра в камушки или партия в бридж ведет к возникновению клуба. И все же присущее участникам игры чувство, что они совместно пребывают в некоем исключительном положении, совместно делают одно важное дело, обособляясь от прочих и порывая с общими для всех нормами, простирает свои чары далеко за пределы продолжительности отдельной игры. <...> При этом, однако, не

¹

Хейзинга Й. Указ. соч. С. 24-25.

²

Там же. С. 23.

многого стоила бы поспешная попытка все, что этнология называет фратриями, возрастными классами или мужскими союзами, истолковывать как игровые сообщества. И все же нам постоянно предстоит убеждаться, насколько сложно начисто отделить от игровой сферы длительно сохраняющиеся общественные союзы, прежде всего те, что встречаются в архаических культурах, с их обычаем ставить себе чрезвычайно значительные, величественные и даже священные цели»¹.

Чуть позже теоретические положения, изложенные Й. Хейзингой, были дополнены выкладками Х.-Г. Гадамера, который включил игру в понятийный аппарат герменевтики, а также взглядами Э. Финка, включившего игру в число основных феноменов человеческого бытия наряду с трудом, любовью, господством и смертью . Э. Финк актуализирует антропологический характер игры, подчеркивая, что игровая деятельность является отличительной особенностью существования человека, реализуемой в рамках игрового бытия.

Тема игры как праздника и обозначение ее места в средневековой культуре нашла отражение в работе М.М. Бахтина о Ф. Рабле, находящейся на стыке культурологии, лингвистики и истории. Анализируя народно-площадную сторону праздника, автор обращает внимание на неразрывную связь игр и народно-праздничной атмосферы в романе Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». В главе XXII первой книги дается список игр, в которые юный Гаргантюа играет после обеда. Этот список в каноническом издании (1542] состоит из 217 названий: сюда входит длинная серия карточных игр, ряд комнатных и настольных игр и целый ряд игр на воздухе.

Как отмечает М.М. Бахтин и исследователи его творчества, это знаменитое перечисление игр имело большой резонанс. Первый немецкий переводчик Рабле Фишарт дополнил этот и без того длинный список 372 названиями немецких

¹

Хейзинга Й. Указ. соч. С. 30.

²

Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 75-92.

³

Финк Э. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 357-402.

карточных игр и танцевальных мелодий. Английский переводчик Рабле XVII в. Томас Уркварт также увеличивает список путем прибавления английских игр. Голландская версия «Гаргантюа» (1682) придает списку национальный характер, называя 63 исключительно голландские игры. Таким образом, список Рабле пробудил в ряде стран интерес к своим национальным играм. Список голландской версии послужил отправной точкой для самого обширного в мировой фольклористике исследования о детских играх - восьмитомного труда Кокка и Тейерлинка «Детские игры и забавы в Нидерландах» (1902-1908)1.

Интерес самого Рабле к играм имеет далеко не случайный характер. Он разделяет этот интерес со всей своей эпохой. Игры были связаны не только внешней, но и внутренней существенной связью с народно-площадной стороной праздника. Кроме названного списка игр, Рабле широко пользуется богатым словарем игр в качестве источника для метафор и сравнений. Игра очень тесно связана с настоящим временем и будущим. Недаром основные орудия игры - карты и кости -служат и основными орудиями гадания, т. е. узнавания будущего. Нет надобности распространяться о далеких генетических корнях праздничных образов и образов игры: важна их смысловая близость, которая отчетливо ощущалась и осознавалась в эпоху Рабле, а не само их генетическое родство как таковое .

Эта особенность восприятия игр в эпоху средневековья, по мнению М.М. Бахтина, должна быть строго учтена. «Игра не стала еще просто бытовым явлением, частью даже отрицательного порядка. Она сохраняла еще свое миросозерцательное значение. Нужно отметить, что Рабле, как и все гуманисты его эпохи, был хорошо знаком с античными воззрениями на игру, возвышавшими для него игру над простым бытовым бездельем. Поэтому и Понократ не исключает игры из числа

¹

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. С. 255-256.

²

Там же. С. 256.

занятий молодого Гаргантюа. В дождливые дни они "упражнялись в живописи и скульптуре или же возобновляли древний обычай играть в кости, следуя описанию Леоника и примеру нашего друга Ласкариса. Во время игры повторяли те места из древних авторов, где упоминается об этой игре".

Все сказанное нами поясняет, почему образы игры, пророчества (пародийные), загадки и народно-праздничные образы объединяются в органическое целое, единое по смысловой значимости и по стилю. Их общий знаменатель - веселое время. Все они превращают мрачный эсхатологизм средневековья в "веселое страшилище". Они очеловечивают исторический процесс, подготовляют его трезвое и бесстрашное познание»¹.

Помимо философского обоснования концепции игры и игровой культуры можно выделить также историко-этнологический подход к изучению места игры в культуре. Его представители признают многоаспектность и многозначность термина «игра», однако подвергают критике ряд положений философов.

Начиная с 2000 г. реализуется междисциплинарный проект «Игровое пространство культуры», в рамках которого прошло несколько научных форумов. Авторы данного проекта предложили идти от противного, т. е. рассматривать игру как феномен, производный от культурного опыта, как особую форму человеческой деятельности, направленную на пере-символизацию, в первую очередь, коммуникативного предмета этого действия. Таким образом, игра, с их точки зрения, есть игровое отношение, а значит, она зависит от языка как средства фиксации опыта .

К важности коммуникации приходит несколько иным путем и П.Л. Белков, который, опираясь на работу Й. Хейзинги, рассматривает игру через соотнесение с такими важными сферами духовной культуры, как миф, ритуал и праздник. Ис

¹

Бахтин М.М. Указ. соч. С. 260-261.

²

Игровое пространство культуры / Центр изучения культуры философского факультета СПбГУ. URL: http://cultcentr.philosophy. spbu.ru/scconf/ludumcf.htm.

следователь подчеркивает важность связи между игрой и праздником, обозначенной Й. Хейзингой, так как, по его мнению, именно в контексте праздника функция установления границы между посвященными и непосвященными становится обобщенной функцией предопределения удачи. Эта функция ярко проявляется в коммуникации. В ходе своих размышлений П.Л. Белков приходит к нескольким важным выводам:

• 1. Игра дихотомична - она объединяет и в то же время разъединяет мир детей и мир взрослых.

• 2. Игра - это особая форма моделирования реальности, знаковая деятельность, посредством которой её участники стремятся решить задачи в неигровой сфере.

• 3. Смысл игры заключается в построении модели успешного происхождения и завершения процесса, на который она нацелена, а значит, игра выступает как всеобщий эквивалент удачи.

• 4. Игра структурно близка к диалогу, что нередко подтверждается церемонией воспроизведения системы престижных ценностей и отношений.

• 5. Процесс соревнования или церемония демонстрации достижений неизбежно приобретает характер некоего костюмированного зрелища или кукольного представления, а значит, игра здесь сближается с театром. Сближает ее с театром и функция защиты тайного знания от непосвященных, которая своими корнями уходит в культуру охотников и собирателей. Подлинный смысл архаической драмы как функции игровой деятельности хорошо раскрывается при анализе продуцирующей обрядности аборигенов Австралии.

• 6. По своей природе игра есть знаковая система, а значит, она обязательно предназначена для решения задач в определенной содержательной области, следовательно, игра в таком контексте ничем не отличается от ритуала. Различие между ними состоит в том, что ритуал ориентирован на достижение единичной цели, конкретного эмпирического результата (вызов дождя, избавление от конкретной болезни, призыв к помощи определенного божества и т. п.), тогда как цель игры более обобщенная. Это ясно видно, если рассмотреть игру в качестве части праздника, ведь основной смысл праздника состоит в обеспечении всеобщего эквивалента ма-

термальных благ, счастья, успеха и т. п. Это означает, что игровая культура и праздник существуют в двух измерениях - эволюционном и функциональном¹.

Отечественные историки и этнографы также признают многозначность термина «игра». Так, видная исследовательница восточнославянского населения Т.А. Бернштам отмечает, что «в древнерусской и средневековой письменности в терминах "игра" и "играти" и их производных назывались социокультурные явления двоякого рода в зависимости от происхождения источника - государственного или церковного. В раннесредневековых государственных актах социально-политическая роль игровых лексем ограничивалась сферой военных потех знатного юношества (т. е. игра = состязание). В церковных документах XIII-XVII вв. "игровые понятия" употреблялись исключительно для обозначения "поганых языческих обычаев, обрядов и развлечений простонародья, широко бытовавших в среде верхов". "Играти" здесь - ходить с колядой на Рождество Христово, скоморошествовать, рассказывать сказки; "игры бесовские" - пляски под пение и музыку; "игрища" - массовые сборища с непотребным поведением. Кроме того, церковь относилась негативно и к детским играм, проповедуя воздержание от них в детском возрасте (т. е. игра = праздник). В традиционной культуре: игра в расширительном толковании - появление (проявление] молодых (здоровых, растущих) организмов в космосе, природе и социуме; в узком значении "игра" - отношение между полами, обряды, развлечения и поведение совершеннолетней молодежи в быту, в трудовых и праздничных ситуациях, а также свадебный ритуал ("играть свадьбу") (т. е. игра = молодость, переход)» .

Помимо блока теоретических работ, связанных с обозначением места игры в культуре, в отдельную группу следует выделить исследования игр как части детской субкультуры.

¹

Белков П.Л. Игра, праздник, ритуал // Игра и игровое начало в культуре народов мира. СПб., 2005. С. 254-274.

²

Бернштам Т.А. Символизм игры совершеннолетия (восточнославянская традиция XIX - начала XX вв.) // Игра и игровое начало в культуре народов мира. С. 48-60.

Они находятся на стыке культурной антропологии, психологии и этнопедагогики.

В этой группе прежде всего следует отметить изыскания Г.С. Виноградова и Е.А. Покровского. Так как деятельность и взгляды Г.С. Виноградова уже были подробно рассмотрены в первой главе, то здесь мы осветим лишь взгляды Е.А. Покровского, который характеризует игру через деятельность, указывая, что основное функциональное назначение игры - это отражение «взрослой, реальной» жизни и подготовка к ней, т. е. игра - это важный элемент социализации. В своей работе «Русские детские подвижные игры» Е.А. Покровский выделяет детские игры в отдельную группу, указывая, что «...игры детей, юношей, взрослых и стариков имеют большую разницу в существе своём, а именно: в то время как игры взрослых (карты, шахматы, бильярд, музыка, театр и т. п.) представляют собою нечто вроде отдыха и освобождения от работы, игры детства, наоборот, представляют собою горячую, неустанную, но вместе с тем и веселую работу, с помощью которой энергично развивается дух и тело ребёнка, насаждаются в нём знания и опыт и закладываются первые основы для его будущей деятельности в жизни»¹.

Свои работы Егор Арсеньевич Покровский выполнил в традиционном для конца XIX - начала XX в. направлении: теоретические выкладки из физической антропологии, этнографии, медицины и гигиены он сочетает с большим количеством собранного полевого материала. Антрополого-этнографический характер работы подчеркивает и обоснование выбранного предмета исследования - русских игр: «...кому приходилось хоть слегка вникать в особенности детских игр у разных народов, тот с первого же раза замечал, что характер народа, бесспорно, кладет свой заметный оттенок и на детские игры, отражаясь в них тем резче, чем дети играют с большим увлечением и непринуждённостью, а вместе с тем, конечно, с большей возможностью для проявления своего национального характера. Игры эти суть, так сказать, отражения разных сторон

¹

Покровский Е.А. Русские детские подвижные игры. М.: Тип. М.Г. Волчанинова, 1892. С. 3.

жизни данного народа, связующее звено веселья с деловою жизнью, а оттого именно такого рода, веками установившиеся игры в данном народе и симпатичнее, и понятливее, и увлекательнее для детей этого народа»¹. К числу заслуг Е.А. Покровского следует отнести и предложенную им попытку классификации игр. В частности, в своих работах он выделяет:

• 1) подвижные игры, разделяемые им на игры с движениями, игры с предметами, сезонные игры;

• 2) коллективные хороводные игры, жеребьевки;

• 3) символические игры.

Однако, у современных исследователей наличие символических игр вызывает сомнение: «Все народные подвижные игры в той или иной мере символичны, и нет причин особо выделять некоторые игры, которые якобы “символичнее" прочих» .

Более проработанной выглядит типология игр, предложенная в сборнике «Игры народов СССР» В.Н. Всеволодским-Гернгросс:

• 1) драматические:

• • производственные:

• - охотничьи и рыболовные;

• - скотоводческие и птицеводческие;

• - земледельческие;

• • бытовые:

• - общественные;

• - семейные;

• 2) спортивные:

• • состязания простые;

• • состязания с вещью;

• 3) орнаментальные;

• 4) промежуточные.

Кроме представленной типологии, автор выделяет игры по региональному признаку, обозначая, в какой местности бы-

¹

Покровский Е.А. Русские детские подвижные игры. С. 4.

²

Ключева М.А. Народные подвижные детские игры: опыт типологии: автореф. дис. ... канд. искусствоведения. СПб., 2008. С. 6.

³

Игры народов СССР. С. XV-XVL товала та или иная игра, а также предлагает собственное определение игры: «Игрой мы называем разновидность общественной практики, состоящую в действенном воспроизведении любого жизненного явления в целом или в части вне его реально практической установки; социальная значимость игры в ее тренирующей на ранних ступенях развития человека роли и роли коллективизирующей»¹. Игра, по мнению В.Н. Всеволодского-Гернгросс - это не статичное явление, она подвержена трансформации при «переходе их из одной формации в другую».

В основном рассматриваются крестьянские игры и их адаптации в ином социально-культурном окружении. «...Попав в дворянско-аристократические круги... крестьянские игры теряют органическую связь с бытом, в окружении которого выросли. Эти круги деревенских игр почти не знают, а если знают, то считают, что они "написаны варварским, непонятным языком и вовсе не соответствуют настоящему образованию, а часто и приличию", да к тому же "незанимательны". И вот, чтобы "напомнить" этим кругам об играх, берут игры салонные, иностранные, а из старых русских - "только весьма немногие, и то большею частью такие, кои или еще мало известны или ныне вновь переменены и представлены в лучшем виде". Итак, русские крестьянские игры попадали в салоны в исправленном, измененном виде» .

Обобщающей типологии игр к настоящему времени так и не создано в силу многообразия игровой составляющей культуры.

В советский период широко практиковалось издание сборников, в которых представлены игры разных народов страны, с национальным принципом группировки материала (игры русских, украинцев и т. д.). В аналогичном ключе выполнены и работы исследователей второй половины XX -начала XXI в. К их числу следует отнести монографию Е.Э. Вой-тишек «Игровые традиции в духовной культуре стран Восточной Азии (Китай, Корея, Япония)». Елена Эдмундовна обозна-

¹

Игры народов СССР. С. XXIII.

²

Там же. С. XXII.

чает связь между изучением игровых традиций и исследованием проблем этнической истории, историко-культурных связей и контактов. Игровые практики она соотносит с ритуалом, который составляет основу японской культуры. Под игровой культурой автор предлагает понимать «один из наиболее показательных и устойчивых элементов национальной специфики, представляющий собой совокупность мифологических представлений, традиций, моральных убеждений того или иного общества»¹. Однако, в отличие от предыдущих авторов, она останавливается на интеллектуальных развлечениях Востока, функционирующих в сфере книжной и бытовой культуры, в специфических формах досуга, в различных видах художественного творчества - культуре чая, искусствах составления цветочных и ароматических композиций .

Отметим, что начиная с 2000-х гг. авторы в рамках осмысления современной ситуации обращаются к теме трансформации игры. Первоначально в исследовательское поле попадает тема советского детства и детских игр, являющихся отражением государственных и общественных проектов конструирования детской субкультуры. В дальнейшем в сфере интересов ученых оказываются проблемы влияния современного информационного общества на игру.

¹

Войтишек Е.Э. Игровые традиции в духовной культуре стран Восточной Азии (Китай, Корея, Япония). Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2009. С. 5.

²

Там же. С. 5-6.

³

Димке Д.В. Указ, соч.; Антропология советской школы: Культурные универсалии и провинциальные практики: сб. ст. / Перм. гос. ун-т. Пермь, 2010. 300 с.

⁴

Указанные исследования, с одной стороны, укладываются в рамки популярного направления изучения человека в изменяющемся мире, а с другой - имеют междисциплинарный характер, находясь на стыке истории, культурологии и педагогики. Большинство авторов отмечают негативные тенденции функционирования игр в современном мире, превращение игры из механизма социальной регуляции в элемент бизнес-технологий.

С темой игры тесно связана проблематика изучения игрушки. Среди наиболее обстоятельных работ, которые могут быть отнесены к данному направлению, следует отметить монографию И.А. Морозова «Феномен куклы в традиционной и современной культуре: кросс-культурное исследование идеологии антропоморфизма», в которой он подробно останавливается на функциях кукол, приводит огромное количество сравнительного эмпирического материала, показывая читателю уникальность куклы, сочетающей в себе роли / функции игрушки, артефакта, обрядового символа и прообраза человека, выделяющего человека из мира живых существ и предметов неживой природы. Большинство из предлагаемых указанным автором положений будут более детально охарактеризованы в параграфе 2.3.

Несмотря на устойчивый исследовательский интерес, до настоящего времени сохраняется некоторая терминологическая путаница в определении сущности игры и игровой культуры. Существующие направления в исследованиях игры и ее места в культуре - философско-культурологическое, психолого-педагогическое, историко-этнологическое - не позволяют провести четкую грань между ними, так как большинство существующих работ носит междисциплинарный характер. Чуть лучше обстоят дела с классификацией известных игр.