На пути к русско-японской войне 1904-1905 гг.: боксерское восстание и проблема оккупации Манчжурии

После захвата Ляодунского полуострова царская дипломатия заняла на Дальнем Востоке позицию «полного воздержания» от каких- либо «решительных действий». По мнению М.Н. Муравьева, «только укрепившись прочно в Порт-Артуре и связав его железнодорожной ветвью с Россией, можно будет твердо ставить свою волю в делах Дальнего Востока»¹.

Тем временем министерство финансов царской России, во главе которого стоял Витте, вкладывало огромные суммы в маньчжурские предприятия российского империализма. Работы по постройке КВЖД и ее южноманьчжурской ветви шли полным ходом. В даляньваньской бухте сооружался новый порт Дальний, который должен был стать одним из крупнейших торговых портов на побережье Китая. Значительно активизировал свою деятельность Русско-Китайский банк. Создав свои отделения в Харбине, Гирине, Мукдене, Порт-Артуре, Нючжуане, он все глубже внедрялся в экономическую жизнь страны. Началась разработка Яньшайских и Вафандянских угольных копей в Маньчжурии. К 1900 г. российский империализм по размерам капиталов, вложенных на Дальнем Востоке, занимал третье место после Англии и Франции.

С этих позиций в 1900 г. Витте вновь выдвинул свою прежнюю программу экономической экспансии на юг от Великой Китайской стены. «Из-за Маньчжурии не стоило и огород городить: мы историческим путем будем идти на юг, весь Китай - все его богатства находятся преимущественно на юге»^{[1] [2]}, - так коротко сформулировал он свою программу на полях прочитанного им доклада А.Н. Куропаткина «О задачах русской армии на XX столетие». Казалось, что на этот раз ничто не мешало Витте в осуществлении его программы. Главный его противник М.Н. Муравьев в июне 1900 г. умер. Назначенный на его место В.Н. Ламздорф, много лет исполнявший обязанности советника при министре, был абсолютно лишен дара принимать самостоятельные решения. Витте быстро подчинил его своему влиянию. Военный министр генерал Куропаткин, который никогда не понимал смысла дальневосточной политики Витте, вместе с тем никогда не находил в себе решимости активно выступить против нее. В результате Витте вновь стал безраздельным руководителем внешней политики России на Дальнем Востоке. И, тем не менее, ему не удалось осуществить свою программу. Весь последующий ход событий доказал полное несоответствие этой программы как экономическим, так и военностратегическим возможностям царской России.

Захват различных частей Китая всеми державами «возбудило в китайцах их национальное чувство. В стране возникло так называемое «боксерское» движение»¹. Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе отмечает, что в течение последних ста лет произошло несколько крупных восстаний, включая мятеж поднятый сектой Белого лотоса, восстание «Восьми триграмм» и Няньцзюньское восстание. Эти восстания в большинстве своем проходили под лозунгом «Да здравствуют Мины, долой Цинов»^{[3] [4]}. Однако возникшее в 1898 г. в Шаньдуне движение Ихэтуань провозгласило своей целью борьбу с иностранцами. К 1900 г. размах восстания превысил граница провинции. Мятежники добрались до столицы Поднебесной. Встревоженные иностранцы стремились начать активные действия. В России же, как считает Схиммельпеннинк, единого мнения на этот счет не существовало.

Автор показывает, что с С.Ю. Витте, как всегда выступавшему против суровых мер в Китае, был согласен не только М.Н. Муравьев, но и сам самодержец. Витте и Муравьев противились военной интервенции столь долго, сколько это возможно. Николай II теперь их в этом поддерживал. Безусловно, действия такого альянса должны были быть более четкими, слаженными и имеющими вес. Однако Россия все же была втянута в интервенцию. Автору удалось выявить причины этого. Несмотря на то, что все трое занимали ключевые посты в альянсе, и их объединяла общая цель, действительного единства не возникло. К 1900 г. отношения Витте и Николая II всё более ухудшались. Царь обвинил министра иностранных дел в недооценке серьезности ситуации во время боксерского восстания. Кроме того, и Витте не мог забыть Муравьеву захват Порт-Артура и Дальнего. Даже после смерти М.Н. Муравьева и назначение В.Н. Ламздорфа ситуация не улучшилась, т.к., как подчеркивает Схиммельпеннинк, он принял тот факт, что в случае с Китаем все решения принимает Витте¹.

Этому альянсу противостояли сторонники более жесткого курса. Полковник К.И. Вогак, адмирал Е.И. Алексеев, генерал А.Н. Куропат- кин - между ними было меньше разногласий, но их объединяло стремление наказать китайцев. Не последнюю роль в выборе направления действий, как показывает автор, сыграли британцы^{[5] [6]}. Как подчеркивает Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе, против своей воли Николай II был вынужден вмешаться в кризис, вызванный Боксерским восстанием, и согласился на военное участие в интервенции.

Мы бы еще раз хотели подчеркнуть то, как автор исследования показывает роль Николая II в этом вопросе. Несмотря на свою страсть к авантюрам и стремлению проводить агрессивную внешнюю политику на Дальнем Востоке, российский самодержец в 1900 г., по мнению автора, ведет себя более сдержанно в вопросе участия русских войск в международной интервенции в Китай. Это особенно интересно в том плане, что двумя годами ранее его позиция кардинально отличалась. Более того, спустя какое-то время, он вновь встанет на путь дальневосточных авантюр. Такая резкая смена настроений самодержца и, соответственно, курса внешней политики, мешала упорядоченной работе министерства иностранных дел в целом и отдельных чиновников, так или иначе связанных с делами на Дальнем Востоке. Действия императора были непредсказуемы, его легко можно было убедить, и этим мог легко воспользоваться кто угодно. Однако причин такого поведения российского самодержца автор не указывает и не пытается их найти.

После подавления Боксерского восстания внимание западных держав переключилось на то, чтобы добиться от династии Цин компенсаций за понесенные страдания. Схиммельпеннинк в своей работе обращает наше внимание на хищнические цели европейцев, которые в тот момент времени контрастировали с желанием России добиться спокойствия на дальневосточной границе. Он особо подчеркивает, что такая миролюбивая позиция Петербурга вызвала ярость Запада, который полагал, что Россия пытается извлечь собственную выгоду, снова представ в глазах Китая спасительницей^[7]. Таким образом Схиммельпеннинк ван дер Ойе приходит к выводу о том, что Боксерское восстание в Китае имело значительные внешнеполитические последствия для

России. С одной стороны, Россия оттолкнула от себя Запад. С другой, не смогла вернуть утраченное доверие Поднебесной. Фактически, уже в 1901г. Российская империя оказалась одна на Дальнем Востоке.

Схиммельпеннинк пишет, что Россия легко вошла в Маньчжурию, но покинуть ее оказалось сложнее. Российские чиновники стремились получить что-то взамен. Автор отмечает, что в среде военных, видным представителем которых был адмирал Е.И. Алексеев, формировался жесткий курс, которому ни Витте, ни тем более Ламздорф не смогли противостоять. Схиммельпеннинк характеризует Е.И. Алексеева как человека с властным характером и противоречивой натурой, который заработал нелюбовь многих современников (главным образом, С.Ю. Витте), но между тем играл важную роль на Дальнем Востоке в течение следующих трех лет¹. Именно благодаря его активной деятельности и сильному влиянию на царя Россия еще долго пыталась удержать Манчжурию.

Нахождение российских войск в Манчжурии не могло не беспокоить Японию. Профессор Схиммельпеннинк показывает настроения в японском правительстве и борьбу двух курсов. С одной стороны, стоявший в свое время во главе японского правительства Ито Хиробуми с большим уважением относился к России и предпочитал соблюдать определенную осторожность в отношении с ней. Автор рассматривает миссию Ито в Россию (которая, по сути, являлась частной инициативой бывшего высокопоставленного чиновника) как личную попытку примерить две державы^{[8] [9]}. Ито уговаривал согласиться на корейско- манчжурскую сделку - требование Японии с конца 1890-х гг. Показывая непонимание царя в реальной возможности снизить напряженность, Схиммельпеннинк поясняет отказ Николая II его личным нежеланием видеть японцев в Корее.

С другой стороны, многие японцы теперь начали настаивать на проведении воинственной политики в Китае. Пришедший в 1901 г. к власти Кацура Таро инициировал переговоры с Лондоном, в результате чего был заключен англо-японский договор. Создание такого альянса, как показывает Схиммельпеннинк, привело к тому, что Китай начал действовать более решительно в отношении России. В итоге в 1902 г. Россия обязалась эвакуировать свои войска из Манчжурии в три этапа. Стало ясно, что все планы России в отношении Дальнего Востока следует пока отложить.

О том, что задержка вывода войск из Манчжурии осложнила отношения России не только с Китаем и Японией, но и другими странами, пишет в своей работе «Граф Сергей Витте и сумерки имперской России: биография» С. Харкейв. Он показывает, что нахождение российских войск на территории Манчжурии даже после восстановления порядка стало сильно беспокоить другие страны. Возник вопрос об истинных намерениях России в регионе. В качестве возможных ответов, как пишет Харкейв, по мнению Запада, были аннексия Манчжурии, полное исключение на данной территории экономической деятельности других держав, использование этой территории в качестве опоры для проникновения в Корею^{[10] [11]}.

Более всего такая позиция России волновала, по вполне естественным причинам, Японию. Харкейв показывает, что Страна Восходящего солнца стремилась упрочить свои позиции в Корее, и, по сути, судьба Манчжурии как таковой в данный момент ее мало интересовала. Япония давно пыталась договориться с Россией по этому вопросу, предлагая широко известный план «Корея взамен Манчжурии». Эта идея была актуальна еще во время японо-китайской войны 1894-1895гг. Но до сих пор, несмотря на то, что все больше людей в Японии склонялись к агрессивной позиции в отношении России, были и те, кто предпочитал договориться мирно. И снова личность Ито Хиробуми возникает на страницах исследования, посвященного проблеме российско-японских отношений начала XX века. С. Харкейв предполагает, что если бы предложения Ито было принято, избежать, или хотя бы оттянуть войну было можно. Между тем, отказ обеих стран пойти на уступки автор объясняет и позицией Англии в этом вопросе. Параллельные переговоры Японии с Великобританией, заявлявшей о готовности помочь на случай войны, придавали стойкости первой в отношении России^[12].

Однако, как отмечает Сидни Харкейв, заключенный в 1902 г. союз между Великобританией и Японией, носивший явно антирусский характер, был не единственным фактором, нанесшим удар по международному положению России. Соединенные Штаты, совсем недавно ставшие Тихоокеанской державой, неофициально поддержали Англию против России. Таким образом, расстановка сил складывалась не в пользу российского царя.

Именно в такой обстановке, как показывает Харкейв, было подписано соглашение об эвакуации российских войск из Манчжурии.

Автор называет его неудачей и неоправданной уступкой, совершенной под внешним давлением. Соглашение предписывало России вывести свои войска в три этапа в течение 18 месяцев. В сложившейся ситуации важно было точно выполнять условия договора, т.к. от этого зависел, как подчеркивает автор, вопрос войны и мира.

При рассмотрении данной проблемы стоит отметить заслугу Сидни Харкейва в том, как он сумел показать сложность и многогранность сложившейся международной ситуации. Распадающийся на куски Китай, беспринципные действия Запада, внутренняя борьба (как в России, так и в Японии) сторонников войны и мира - всё вместе создавало опасную сеть для любой дипломатической игры.

В отличие от двух предыдущих исследователей, Дэвид МакКен- зи в работе «Имперские мечты в столкновении с реальностью: царская внешняя политика России, 1815-1917 гг.» в ином ключе показывает политику России в отношении Боксерского восстания и проблемы оккупации Манчжурии. Забегая вперед, мы бы хотели отметить, что в его исследовании при рассмотрении указанной проблемы участники событий показаны только в черно-белых тонах. Их действия и мнения скорее стереотипны: Витте - совсем хороший; Куропаткин - совсем плохой; Ламздорф - безвольный и прячущийся за спину министра финансов; Николай II - как всегда неуверенный ни в целях, ни в действиях; Россия - агрессивная держава. Между тем, с помощью такого эффекта автору пытается объяснить, почему Россия «скатилась» к войне.

Так, МакКензи утверждает, что Россия практически без колебаний приняла решение направить свои войска для подавления боксерского восстания. С.Ю. Витте, как показывает автор, понимал исходящую от боксеров угрозу созданной им экономической империи в регионе, основанной на КВЖД и ЮМЖД^[13]. При этом, он всячески противился вводу российских войск. И только А.Н. Куропаткин решил отдать приказ защитить КВЖД и выслать туда 170 000 солдат (как подчеркивает автор, это было самым крупным воинским формированием, посланным в Азию, за всю эпоху империализма). Более того, именно А.Н. Куропаткин (а не Е.И. Алексеев как у Схиммельпеннинка) был активным сторонником оккупации Манчжурии и ратовал за ее продолжении в течение, по крайней мере, трех лет. Между тем, как отмечает МакКензи, император колебался и совершал непоследовательные действия. Одним из них автор называет договор 1902г. о выводе российских войск, подписанный под международным давлением и в ходе долгих переговоров с Китаем¹. МакКензи пишет о том, что даже после этого Куропаткин все еще считал, что рано или поздно, но Манчжурия будет российской территорией, хотя и стремился избежать войны всеми силами.

К сожалению, в работе не показана должным образом роль Японии. Автор лишь говорить о провале миссии Ито и успешном заключении союза между Японией и Англией. О специфике сложившейся обстановки МакКензи пишет, что в результате Россия оказалась в дипломатической изоляции, особенно после того, как в антияпонском курсе ее отказалась поддержать Франция^{[14] [15]}. Между тем, внутри страны все больше становилось тех, кто считал, что Россия всё громче должна заявлять о своем присутствии на Дальнем Востоке. Учитывая тот факт, что во главе страны стоял легко внушаемый и склонный к авантюрам Николай II, автор отмечает, что Россия чуть позже заплатит высокую цену за подобные шаги русской дипломатии в регионе.

Историк С. Пейн в уже рассматриваемой нами работе «Японокитайская война 1894-1895 гг.: восприятие разных сторон, вопросы силы и превосходства» обращается к проблеме Боксерского восстания в контексте рассмотрения проблемы японо-китайской войны. Она выстраивает вполне логическую связь между усилением России в регионе и восстанием Ихэтуаней. С. Пейн утверждает, что целью боксеров было именно уничтожение маньчжурской дороги, которая стала символом российского нашествия и долгой оккупации региона^[16]. По сути, это же беспокоило и другие страны, в особенности Англию и Японию.

Автор правильно показывает, почему каждой из этих двух стран нужен был союз, однако созданная картина событий, на наш взгляд, показана односторонне. И Россия, и Япония, если следовать логике С. Пейн, уже в тот момент осознанно шли к войне. Кроме того, в исследовании не показана внутренняя борьба за курс как в России, так и в Японии. Роль как Витте, так и Ито Хиробуми в попытках придти к соглашению, на наш взгляд, также не раскрыты.

Боксерское восстание и ввод войск в Манчжурию стало серьёзной проверкой для российской дипломатии. Действия Российской империи, как мы видим, по-разному оцениваются на Западе. Одни исследователи (как например, Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе, С. Хар- кейв) отмечают борьбу курсов внутри высокопоставленных чиновников и победу тех, кто волею случая оказался под покровительством царя. Другие историки (такие как Д. МакКензи, С.Пейн) изображают Россию агрессивной державой с имперскими амбициями. Между тем все исследователи отмечают, что результатом этого периода во внешней политике стала фактическая международная изоляция Россия.

Заключение англо-японского союза означало крупнейшее стратегическое поражение России в борьбе за раздел колоний на Дальнем Востоке. Соотношение сил в этой борьбе складывалось явно не в пользу России. Отныне ей пришлось иметь дело с могущественным блоком Японии и Англии - ее исконных соперников по дележу Китая. На стороне этого блока выступали также Соединенные Штаты Америки, которые почти одновременно с заключением англо-японского союза выступили в Петербурге с протестом против попытки царской России добиться монополии в Маньчжурии. Со стороны Германии также не стоило ждать поддержки, т.к. она проводила на Дальнем Востоке политику провокаций, стремясь втянуть Россию в конфликт с Японией и тем самым развязать себе руки в Европе. Что касается Франции, то ее внешнеполитические руководители давно уже с неодобрением наблюдали за активизацией внешней политики России на Дальнем Востоке. Поддерживать дальневосточные авантюры царизма не входило в интересы французских правящих кругов, поскольку эти авантюры ослабляли значение России как союзника Франции в Европе.

Итак, дипломатия Витте «проиграла дело в Маньчжурии». Несмотря на то, что Россия в союзе с империалистическими державами жестоко подавила восстание и подписала в Пекине 7 сентября 1901 г. унизительный для Китая «Заключительный протокол», закрепив тем самым свои позиции в Маньчжурии, были утеряны серьезные позиции в этом регионе. Китай больше не являлся дружественной страной, Корея попала под японское влияние. Но самое главное - на полностью незащищенных дальневосточных рубежах слабой российской империи возник мощный, враждебный англо-японский блок. Попытка Витте в марте и апреле 1903 г. поставить выполнение русско-китайского договора в зависимость от предоставления Китаем царскому правительству гарантий нерушимости русских интересов в Маньчжурии также успеха не имела.

Идея о том, что именно разногласия во взглядах между российскими чиновниками, неумение вопреки всему выработать единую линию поведения и действовать по заранее спланированному плану привели страну к печально известным последствиям, существует и в отечественной историографии. Например, И.В. Лукоянов пишет: «После

1902 г. Петербург так и не мог решить, что именно он хочет и возможно ли этого добиться»^[17],

Таким образом, мы можем сделать следующие выводы. Первое. Однозначной оценки в современной англо-американской историографии японо-китайская война 1894-1895 гг. не получила. Ряд историков (Д. МакКензи, Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе, С.Харкейв) показывают, что действия России, направленные на пересмотр условий Симоносек- ского договора и фактическое спасение Китая, было значительным шагом в деле поддержания относительного спокойствия на дальневосточных рубежах. Как отмечено в их работах, Россия многое получила от своей дипломатической игры, но лишь продолжение намеченного курса во внешней политике могло служить залогом дальнейших успехов. Изменения вектора развития российской внешней политики неизбежно делало победу российской дипломатии 1895 г. опасной. Другие же историки (С.М. Пейн) полагают, что война 1894—1895 гг. имела значение только для Японии и Китая, поскольку меняла их статус в глазах международного сообщества. Роль России в данной войне - минимальна, а, следовательно, и ее последствия - незначительны.

Второе. Говоря о роли Транссибирской магистрали во внешней политике России на Дальнем Востоке глазами современных западных историков, еще раз хотелось бы отметить те конкретные задачи, которые должна была решать эта железная дорога. К ним относятся, во- первых, социально-экономическое освоение региона, что позволяло заново осваивать российскую периферию. Этот аспект важен в контексте рассмотрения внешней политики в том отношении, что развитый в экономическом отношении регион не является легкой добычей для внешней экономической экспансии. Во-вторых, строительство железной дороги, требующее колоссальных финансовых затрат и значительной политической воли, а так же связующей российский Запад и Восток, а, по сути, большую часть Евразийского континента, неизбежно усилит авторитет власти как внутри страны, так и за ее пределами. В- третьих, Транссибирская магистраль будет способствовать усилению обороноспособности страны на отдаленных от центра рубежах, что особо важно, учитывая новую международную обстановку на Дальнем Востоке. И, в-четвертых, строительство данной дороги будет способствовать расширению культурного влияния России в Азии. Называя все задачи, стоявшие перед Великим Сибирским путем, авторы всё же расходятся в понимании того, какая цель была первостепенной.

Третье. Рассматривая проблему строительства КВЖД, большинство авторов подчеркивают тот факт, что нельзя дать однозначной оценки в необходимости ее строительства. Особенно важным этот аспект становится при рассмотрении этой проблемы в контексте анализа строительства Амурской железной дороги. Вопросы экономической выгоды, экономии финансовых средств, военно-стратегического значения, а также необходимости развития того или иного региона приобретают еще большую остроту, учитывая фактор времени и изменения международной обстановки. Данная проблема в современной англо- американской историографии поставлена, ее изучение продолжается.

Четвертое. В отношении аренды Ляодунского полуострова у современных британских и североамериканских исследователей сложилось вполне четкое представление как о переломном моменте во внешней политике России на Дальнем Востоке в конце XIX в. В работах подчеркивается, что данный политический акт выпадал за рамки намеченного плана действий на международной арене. Выстраиваемая С.Ю. Витте хрупкая система взаимоотношений со странами Дальнего Востока фактически рухнула. Политический капитал, заработанный в период японо-китайской войны, исчез. Как показывают авторы, в результате подобных действий отношения с российскими союзниками ухудшились, а соперники решили воспользоваться столь удачным моментом. Неизбежность войны стала очевидной.

Пятое. Современные западные авторы показывают, что именно после получения аренды Ляодунского полуострова Николай II стал меньше руководствоваться советами Витте. Результатом стал ввод войск в Манчжурию, на территорию своего союзника. Внешняя политика России стала более агрессивной. Современные исследователи объясняют это по-разному. Одни (Д. Схиммельпеннинк, С.Харкейв) отмечают смену внешнеполитического курса, вызванную внутриполитической борьбой. Другие (Д. МакКензи, С. Пейн) считают, что именно такая политика на международной арене и соответствует духу страны с имперскими амбициями. Внешнеполитическая изоляция России стала неизбежной, что, в свою очередь, было выгодно европейским державам и Японии.

• [1] Цит. по: Бовыкин В. И. Указ. соч. С. 34.
• [2] Там же. С. 34.
• [3] Витте С. Ю. Воспоминания. Мемуары. С. 173.
• [4] Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Указ. соч. С. 269.
• [5] Там же. С. 278.
• [6] Там же. С. 279.
• [7] Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Указ. соч. С. 218.
• [8] Там же. С. 299.
• [9] Там же. С. 303-304.
• [10] Harcave S. Указ соч.
• [11] Ibid. Р. 94.
• [12] Ibid. Р. 95.
• [13] MacKenzie D. Указ. соч. Р. 142.
• [14] Ibid. Р.143.
• [15] Ibid. P.145.
• [16] Paine S.C.M. The Sino-Japanese War of 1894-1895: perceptions, power and primacy Cambridge,N.Y., 2003. P. 320.
• [17] Цит. по: Лукоянов И.В. Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба завыбор политического курса: Автореф. дис.... докт. ист. наук. М., 2009. С. 29.