Изображение города в эпическом художественном тексте

Изображение города в литературном произведении помогает оценить художественное пространство, выявить социокультурную специфику изображенного поселения. Возможность комплексного исследования города предоставляет культурологический подход. Междисциплинарный характер культурологического знания выступает важным ресурсом для системного изучения города, создания его целостной и перспективной картины, позволяющей прогнозировать будущее. В тексте существует основа для целостного, комплексного познания города.

Семиотический подход представляет город в виде различных текстов: информационных, архитектурных, национальных и т. д. Город является пространством коммуникации, состоящим из отдельных структурных элементов, подчиненных целому (ландшафту, стилю, мифологии и др.), являющимся знаковой средой обитания. Небольшой города выступает в качестве тип поселения, в котором проявляется провинциализм как особенность менталитета жителя.

Нельзя не учитывать тексты историко-культурного содержания. Обратимся к анализу произведений, содержащих информацию о городе, как социальном явлении; рассмотрим культурные особенности небольших населенных пунктов, основные отличительные черты текста провинциального города.

Малый город есть целостное территориально-административное, социальное, духовное пространство со своими специфическими функциями. В таких городах сохраняются традиции, обычаи, но в то же время имеет место подражание столичным образцам культуры. Выделяется особая специфическая черта малого провинциального города - амбивалентность. Малый город в силу многих причин является относительно отсталым, не имеющим возможности для реализации культурных запросов горожан. С другой стороны, его характеризует стабильность, жизнеспособность, возможность сохранения истории, избегания разрушительного влияния чужих культур.

Анализ художественного пространства выявляет ментальные и поведенческие особенности горожан. Ярким примером произведений о Кубани, ее поселениях и людях можно назвать творения писателей И. Н. Бойко, И. Ф. Вараввы, Г. И. Василенко, Н. Ф. Веленгурина, Т.Д. Голуб, Н. А. Зиновьева, И. А. Зубенко, В. И. Лихоносова, В. Н.Логинова, В. П. Неподобы К. А. Обойщикова, Б. Е. Тумасова и др.

Известность и высокое признание в стране и за рубежом получил Виктор Иванович Лихоносов - известный кубанский писатель, автор произведения «Ненаписанные воспоминания... Наш маленький Париж». Литература Кубани является важной составляющей всей русской литературы, она не могла возникнуть без влияния мощных талантов. Она всегда была сильна, во все исторические эпохи она крепла, росла и развивалась. Именно литература является центром созидания и формирования духовной культуры народа. А. М. Адамовович в «Очерках о знаменитых кубанцах. Многое нами позабытое» приводит слова В. Г. Белинского, который еще в XIX в. заметил, что «пути развития русской литературы неисповедимы». Критик не раз утверждал, что «...земля русская богата талантами ... И вдруг появляется новое дарование, которое привлекает к себе внимание, и зарождается робкая трепетная надежда» [2, с. 8].

В. Лихоносов родился в 1936 году в крестьянской семье. С началом коллективизации его родители бежали на Донбасс. После окончания школы Лихоносов непродолжительное время работал на заводе. В юности мечтал поступить в театральное училище, хотел стать актером, но уроженца Сибири судьба забрасывает на юг, на Кубань. В Краснодаре в 1961 году он окончил историко-филологический факультет педагогического института, затем его направляют работать учителем в Анапский район, где он трудится в течение нескольких лет. Г оды учебы и работы в сельской глубинке были временем творческого созревания. Его первый рассказ «Брянские», отправленный в «Новый мир» А. Т. Твардовскому, был опубликован в 1963 году, сразу сделав молодого писателя известным. Со своими мечтами Лихоносов не простился. Спустя годы он расскажет о них в романе «Когда же мы встретимся?».

Молодому автору было важно знать мнение о своих творениях писателей-коллег, критиков; и он показал первые рассказы Ю. Казакову, который сразу же отправил рукописи в редакцию журнала «Молодая гвардия», а затем в «Новый мир». А. М. Адамовович пишет: «Главный редактор А. Твардовский, вспоминая дебют Лихоносо- ва, увидел, как его произведения «светятся», и сравнил молодого автора с Буниным» [2, с. 10].

Существенное влияние на становление будущего писателя оказала педагогическая деятельность: Лихоносов проработал в школах Анапского района пять лет. Это был сложный период его жизни, впоследствии Лихоносов с грустью вспоминал о том времени. Ему пришлось учить детей не только русскому языку и литературе, но и истории, и даже немецкому языку. Годы преподавательской деятельности запомнились лишь детям - любопытным, готовым к восторгу. У Лихо- носова сложилось твердое убеждение, что в сельской школе некому работать, потому что новые учителя там были не нужны. Молодые специалисты чувствовали себя невостребованными и почти все уезжали. Впоследствии по впечатлениям, сохранившимся об учительском труде, Лихоносов написал рассказ «И хорошо и грустно»; его увлекла тема воспоминаний, признательности старшему поколению. Параллельно возникла тема России.

В. Лихоносова считают крупнейшим писателем настоящей, «живой» русской литературы. Он создатель лирико-психологической прозы о русской действительности не в собственных интригах-сюжетах, а в мире мыслей и чувств людей, нередко личных переживаний в обыденном драматизме отечественной реальности. К его произведениям, в жанровом отношении именуемым рассказами («Чалдонок», «Брянских») и повестями («Осень в Тамани»), больше подходит определение «очерковой поэзии». Лихоносову также принадлежат первые опыты лирического романа в почти не изведанном предшественникам направлении («Когда же мы встретимся» и «Ненаписанные воспоминания... Наш маленький Париж»). Главная отличительная черта его произведений - мир в ощущениях героев.

Книга «Голоса в тишине» в какой-то мере оказалась этапной для В. И. Лихоносова. Ю. Казаков написал к ней вступительное слово, где отмечал, что во всем, раннее написанном, виден подступ к чему-то большому. Чувствовалось, говорит А. М. Адамовович, что автор интенсивно ищет что-то ключевое, самое основное, о чем в свое время должен написать каждый художник [2, с. 11]. Впоследствии свое очарование книгой «Голоса в тишине» отметили писатели первой русской эмиграции Б. Зайцев и Г. Адамович.

Лихоносов творил в русле лирической прозы. Одна из самых проникновенных повестей писателя - «Осень в Тамани» - подверглась критике Г. Бровманом за «патриархальность». Во время перестройки Лихоносов говорил, что в пору его молодости чувство истории вообще было каким-то «гонимым». Не случайно всегда чуткий к политическим переменам Ю. Суровцев, прочитав «Осень в Тамани», без особой радости признал, что Лихоносов - писатель талантливый [2, с. 15].

Повесть «Осень в Тамани» интересна не только по материалу, но и по своей структуре. Здесь, к примеру, специально пропущены некоторые главы, а некоторые уверены, что многоточием писатель обозначил эпизоды, выброшенные цензурой. Это не совсем так. И. А. Дедков в Краткой литературной энциклопедии приводит объяснение Лихоно- сова о том, что такая форма ему открылась случайно. «Нашел ее каким-то внутренним чутьем. Пропуски сравнивает с пропастью, с молчанием времени, отдыхом после особых рассуждений. В то же время они как тьма и немота, потому что мы не знаем многого. А в том, что известно, не можем разобраться. Пропуски в повести - не литературная хитрость, они важны» [14, с. 8].

В. Лихоносов был собирателем, и таких, как он, было немного. По жизни своей он оказался странником: родился в Сибири, детство провел на Оби в деревне, затем в Новосибирске, учился в Краснодаре, живет на Кубани. Сложно разобраться, кто эти странники-собиратели, откуда родом: не чалдоны, и воронежские корни размыты, и на казачьи земли попал случайно, волею судьбы. Сам писатель говорит, что на юге он поправил свое здоровье, и Краснодар ему понравился покоем, нежным теплом; а степи, горы, Тьмутаракань (Тамань), моря доставляли наслаждение от наблюдения. Эта впечатлительность привела Лихо- носова к писательству.

Странники всегда бродили по Руси. Писатели-странники рождают свою прозу. С одной стороны, всё им видится острее (неслучайно роман о кубанском казачестве с такой любовью написан не казаком, а странником из Сибири). С другой стороны, им крайне важны новые впечатления. Чем больше разных свидетельств, тем лучше, в этом чувствуется присущий Лихоносову прием. Чалдону о Сибири, казаку о Кубани или помору об Архангелогородчине не требуется стольких свидетельств. Им хватит одного, своего личного, корневого, и весь характер казака или чалдона будет ясен. Страннику важно всё, вдруг в чем-то, на первый взгляд малозначительном, и есть самое важное зерно. Чужестранник внимательно всматривается во всякое свидетельство, от чего коренной житель порой отмахивается.

Лихоносов - мечтательный странник, жалостливый созерцатель. Видимо, поэтому у него в повестях слезы стекают по лицу, слезы радости, умиления, слезы печали и гнева. Писатель их не стесняется. Лихо- носова тянуло к старикам, к реликвиям времени, к старым книгам, к свидетелям прошлого. В первом рассказе «Брянские» он повествует о судьбах стариков, переехавших на юг России с Брянщины. А. Твардовский тоже любил этот жанр - бывальщину, но у Лихоносова она мечтательно-элегическая. Твардовский не отрицал своего преклонения перед великим русским новеллистом.

Странствуя по страницам рукописей, по памяти собеседников, по просторам Кубани, Лихоносов накопил неплохой запас историй и впечатлений, ему хотелось сложить хорошую песню и хотелось настоящих слов. Это должны быть такие слова, чтобы все вздрогнули и оглянулись на звук. Из Краткой литературной энциклопедии И. А. Дедкова: «И в тишине, под размягчающим дыханием ночи, которая вечно просит признаний, Лихоносов вспомнил друзей и стал обращаться к ним. Как далеко их забросила судьба, но они все-таки жили, дышали и думали с ним на русской земле. Просит вспомнить о том, что было в начале жизни, сколько передумали бессонными ночами, сколько перечитали книг. Несмотря на нищую жизнь в юности, намерены были идти пешком в заповедные края, чтобы полюбоваться старыми русскими сторонами, настоящими лицами детей и стариков» [14, с. 12]. Лихоносов сожалел только о том, что Всевышний дал ему мало таланта, чтобы с классической широтой и мастерством воспеть то, что он боготворил.

В высоком смысле В. Лихоносов всегда писатель, когда пишет о природе, о рыбалке или о заболтавшихся казачках. Он всегда преклоняется перед словом, перед красотой русского образного языка. Практически все герои являются странниками в благородном смысле этого слова. Бродить и идти далеко их заставляет тоска по красоте, они идут потому, что им кажется, что где-то там будет лучше. Пишет В. Лихоносов свежо, благозвучно, очень верно, все проникнуто напряженной, какой-то восторженной и в то же время печальной любовью к человеку. Стремится к совершенству, это видно в каждой написанной им строчке. Из Краткой литературной энциклопедии П. А. Дедкова: анализируя первые повествования Лихоносова, Ю. Казаков предвещает, что автор подошел к серьезной и грандиозной вещи: «... виден подступ к чему-то большому» [14, с. 10]. Таким главным и крупным творением Лихоносова стал лиро-эпический роман «Наш маленький Париж», вышедший, несмотря на все редакторские и цензурные препятствия, в 1986 году.

К 1985 году Лихоносов вчерне написал роман о драме кубанских казаков. В стране как раз наступило время перестройки, набирала обороты гласность. Писатель надеялся, что особых проблем с публикацией этой вещи у него не возникнет, но он ошибался. Первыми восстали кубанские литературные функционеры, их мотивы возмущения были понятны. Они всю жизнь прожили на Кубани и ничего значимого, получившего резонанс во всей России, о своем крае не создали. Но появился пришелец из Сибири, никогда до этого к казакам не имевший никакого отношения, и глубоко проник в драму их земляков.

Журнал «Наш современник», всегда доброжелательно относившийся к Лихоносову, отказался публиковать рукопись. Из всех издательств роман отважился напечатать лишь журнал «Дон», потребовав от автора сменить название. Лихоносов хотел назвать свою вещь «Наш маленький Париж», но издатели усмотрели в этом идолопоклонничество перед Западом. Пришлось уступить. Впервые книга вышла отдельным изданием в 1987 году. Спустя год писатель получил за нее Государственную премию России. Позже, подготовив переиздание, Лихоносов вернул роману прежнее название. В Краткой литературной энциклопедии И. А. Дедкова читаем: «Текст дался писателю сложно, во всяком случае, сил на крупные вещи у него уже больше не оказалось» [14, с. 9]. В 1998 году он взялся за создание нового литературного журнала «Родная Кубань» и превратил это издание в краеведческие записки.

В. Лихоносов, уже полузабытый в постсоветской литературной суете, вновь вышел на первые роли. И сразу стало понятно: он живой литературный классик, которых не так уж часто рождает земля Русская. Светлые лирические повести очаровывают. Это очарование продолжается и в романе «Наш маленький Париж». Странные повести, странный и роман. Их трудно отнести к какому-нибудь направлению, к какой-нибудь тематике. Можно найти сходство то с лермонтовскими местами - «Осень в Тамани», то с пушкинскими мотивами - «Элегия», то с есенинскими чувствами - «Люблю тебя светло». Но общий и часто необязательный по тематике водопад чувств постоянно перебивает заданный в начале мотив. Так, внезапно можно оказаться где-нибудь на завалинке с пьяными мужичками, или искать старичка Троху Любы- тинского - задача практически невыполнимая, потому что у него нет дома, нет, и никогда не было жены, и вообще, нет ничего, даже необходимой посуды и вещей: чайного стакана, лишней одежды. Он вечный странник, его никто не гонит, его выбор добровольный. В прошлом рассказывал детям сказки, гулял на свадьбах, знал большое количество всяких частушек, прибауток, колядок, песен, бывалыцин, то есть знал обычное содержание ремесла скомороха. Можно оказаться в разнородном зале Дома литераторов, где любвеобильный разговорчивый Ярослав Юрьевич, размахивая руками, что-то неточно цитировал, о чем-то ненавязчиво спорил. Надо заметить, что к этой реке свободного пустословия иногда прибивались по-настоящему достойные мысли. Писатель размышляет о таланте, объясняет, что это вещь капризная и что об этом нельзя забывать. Напоминает, как рано в прежние времена расцветали дарования, приводит в качестве примера Рафаэля, Пушкина, Есенина, Лермонтова [14, с. 10]. Писатель ведет свой необязательный путевой журнал, щедро добавляя в него цитат из сочинений ученых, наблюдений за природой, ярко описанных сценок из жизни, подсмотренных бытовых подробностей. Старые писатели говорят Лихоно- сову одно, казачки - совсем другое, станичные деды - вообще что-то третье. Получается необязательная проза странствующего литератора, которая так же, как сама жизнь, состоит из массы необязательных вещей. В. Распутин удивляется множеству впущенных в роман «Наш маленький Париж» свидетельских голосов. Требовательный критик сосредоточил внимание на всем: на речи героев, на обстановке, на боевых действиях. Справедливо может упрекать за особый интерес к Олимпиаде Швыдкой, женщине сомнительной репутации и непредсказуемых поступков. Может попрекать автора показом бабушек и прабабушек с их полусвязными воспоминаниями, рыскающих по степи казаков, ныне совсем забытых звезд. Все это, по мнению критика, перегружает роман и замедляет его движение.

Никакого реального движения или действия в романе «Наш маленький Париж» нет. Происходит очарование действием, движением. В. Лихоносов, сам очарованный и стариной, и странствиями, втягивает в этот изумительный процесс. Постепенно происходит одурманивание пленительным авторским словом, втягивание в многоголосье новых живых голосов, повествующих порою ни о чем. Это затянувшаяся элегия о русском казачестве, где к месту все, что удалось подобрать из осколков прошлого.

Г. Адамович правильно разгадал авторское очарование. Критик русского зарубежья, писал, что книга не просто понравилась, он очарован ею. В ней нет выдумки, в книге - жизнь со всей таинственностью, обаянием, печалью. В каждой странице есть что-то родное, и одновременно горестное и радостное. Критик видит у писателя редкое чувство понимания русской истории, минувших событий, природы, людей и России вообще. Адамович раскрыл особенность, дар писателя, увидел, что в его произведениях нет обычного сюжета, но в них совершается нечто более значимое, гораздо нужное, чем обычные происшествия. Собственно этот жанр - «обо всем и ни о чем» - истинно русский, на какой-то непродолжительный момент исчез, ... находился в забытьи за вечными житейскими проблемами [2, с. 12].

Лиро-эпос Лихоносова практически не имеет социальных примет. «Наш маленький Париж» - это лирико-психологическая эпопея казачьих драм, преимущественно эмигрантских, в русской смуте XX века. Писатель изложил недописанные мемуары и устные рассказы нескольких людей с взаимосвязанными судьбами. Большинство персонажей - кубанские казаки. Главное место действия - Екатеринодар, на многих страницах показанный ретроспективно, в исторической памяти современного Краснодара. Наш маленький Париж - это и есть Краснодар в ласково-шутливой ностальгии кубанцев-эмигрантов. Художественное время - ушедшее столетие в перемежающихся нескольких сознаниях, с экскурсами в казачью среду. Текст можно назвать вольной лирической песней о кубанском казачестве и его главном городе, но не романом в классическом смысле этого слова. Герои «Ненаписанных воспоминаний...» разбросаны по всему XX веку, по России и эмиграции, по войнам и революциям, с 1908 по 1982 год. Произведение можно продолжать и продолжать. Собственно, и отклик на роман появился со всех эмигрантских центров русского казачества как отдельные главы из романа, которые можно было бы издавать вторым томом. Тут и документы из архивов, и переписка с эмиграцией, и беседы со станичниками - и все на фоне живой и колоритной казачьей жизни, в его языковой структуре.

И. А. Дедкова приводит слова писателя о том, что автор исключительной политикой не занимается, что она касается всех, «...как морская волна, когда войдешь в воду. Вода эта - десятилетия истории» [14, с. 10].

Лиро-эпический текст соединяет настоящее с прошлым и является литературным памятником Екатеринодару. По внешней структуре это произведение о городе (сегодняшнем Краснодаре) и о кубанском казачестве, которому еще Екатерина II дала привилегии. Эти льготы выделили кубанцев, в силу их пограничного положения и императорского благословения к ним, в особый отряд служивых людей. До последних дней царской власти казаки составляли своей отборной частью конвой его величества. Поэтому в тексте присутствуют все признаки казачьей службы: Царское Село, приемы казачьих делегаций императором и членами императорской семьи, российские юбилейные торжества и празднества, связанные с жизнью казачества. В книге показана нелегкое существование служивых, многосложная и красочная жизнь в Екатеринодаре, военный и будничный быт кубанцев. Можно узнать о судьбах разных людей: от высочайших лиц до простых казачек и монашек, от чистопородных великих князей, от знаменитостей искусства и политики до греческих и турецких иммигрантов. Круг действующих лиц в романе довольно широк. Время его действия длительно: от начала вольницы Запорожья и до наших дней. Место действия - от Парижа и до хуторка в степной глуши.

Выбор героев объясняется самой судьбой: на страницах романа появились те люди, которые пережили других, они встретились писателю во время странствий и смогли, как можно больше всего разного ему рассказать [14, с. 11]. Это книга с нарочитой, небывалой свободой рассказывания. В ней меняются и стили, и голоса, и языки, выразительность в некоторых главах обрывается и переходит на документальную запись времени. Все свободно, когда хотят, берут слово, без всяких на то причин и затруднений из героя превращаются в повествователя, переставляют с места на место времена. Действие вольное и широкозахватное. Даже автор здесь в двух лицах, как было принято в старой литературе: сначала собирая воспоминания, писал один человек, а затем, после его смерти, заканчивал рукопись другой. В Екате- ринодаре казацкая речь звучит рядом с французским языком, грубоватые шутки соседствуют с изысканностью, старомодность - с новейшими манерами. Чтобы сказать окончательное слово, здесь возвращаются из небытия, сплошь и рядом возможны сопоставления. Герою на этих страницах позволяется говорить больше, чем автору, и пускаться в многословие и острословие, которые обычному роману не выдержать. Это потоп, подхвативший всю жизнь, которая оказалась на его пути, со всеми водоворотами, зигзагами, омутами и возвратными путаными течениями.

Беллетризированное, фольклорное, бытовое, искусно стилизованное повествование отвлекает, и только после прочтения большей части книги, непривычное и второстепенное складывается в понятное, известное и первостепенное. А фигуры действующих лиц оживляют кубанскую «старовыну» с ее поразительно близкими человеческими прегрешениями и возвышениями [25, с. 5.].

Фольклор помог автору представить полную картину жизни города. Произведение о кубанском казачестве наполнено разнообразными фольклорными элементами. Именно через фольклор, через язык познается то, чем жили люди, их традиции, устои, мысли и чувства. Примером могут служить элементы свадебного обряда и сцена сватовства. Екатеринодар был растянут вдоль реки Кубань, дома и хаты располагались далеко друг от друга, что создавало ощущение простора и свободы, которые так ценили казаки. Один из героев собрался свататься, но дом родителей невесты находился в другом конце города. Жених с братом решили ехать на извозчике. Выглядело это обычным делом: в Екатеринодаре были распространены такие транспортные услуги. Далее Василий приобрел три розочки разных цветов: красную, белую и чайную, решил, что они будут вместо сватов, как старосты. За женихом приехал на извозчике брат Моисей. Брата перевязали большим персидским платком с махрами, он сказал крепкое словечко, затем как повелось, выпили, закусили и договорились, когда, в какой день будут играть свадьбу [25, с. 14].

На Кубани практически в каждом населенном пункте были церкви, Екатеринодар не был исключением. Город условно был поделен на районы, в каждом, так называемом кутке, был свой храм. Казаки верили в приметы, вот и Василий старался по приметам определить, была ли невеста честной. Во время венчания в церкви Василий присматривал за своей невестой, меняется ли у нее под венцом лицо. Согласно примете, если меняется, то невеста «с пороком». [25, с. 14].

Расположение домов друг от друга на почтительном расстоянии давало возможность устраивать семейные праздники, например свадьбу, «на просторе», то есть в просторном дворе, прилегающем к дому. В первый день свадьбы подавали Василию квас, спиртное пить было запрещено, чтобы ребенка зачали нормального. Кто-то из гостей крепкими руками завязал все подарки в большие узлы и складывал их под орехом-великаном. Каждый при этом приговаривал словечко, желая сладкой ночи; красоты до старости и т. п. - казаки знали большое количество всевозможных приговоров, присказок, некоторые были откровенными, даже пошлыми, и заключали иносказательный смысл. Существовал обычай: когда молодые шли спать и оставались в комнате одни, в обязанности невесты входило снять с жениха сапоги и потрясти их, из сапога должны были выпасть серебряные монеты, которые она забирала себе. Когда в спальне невеста Василия сняла с него сапоги, оттуда, как и положено, выпали деньги. Отправив молодых в хату, гости продолжали веселиться, петь, балагурить. За воротами кричал местный дурачок Приступа про сороку, которая должна научить его летать и «... прямо к милой на кровать». [25, с. 15]

Во время свадьбы не спал весь край (район) города (станицы), так как все жители кутка гуляли на свадьбе, соседей обязательно приглашали на семейное торжество, а отказываться было не принято: все должны разделить радость с молодыми и их родителями. Кроме того, отмечали такую семейную радость довольно громко, особенно громко любили петь. Известную песню «У церкви стояла карета» пели еще в те далекие годы, где речь шла о пышной свадьбе, о роскошно одетых гостях, о радости. [25, с. 15].

Герои романа В. И. Лихоносова - жители Екатеринодара, в своей речи часто употребляют различные приговоры, прибаутки, преобладают также такие жанры, как пословицы и поговорки. Встречаются как известные, бытующие в настоящее время, пословицы и поговорки о взаимовыручке, дружбе, о человеке, который болен или плохо выглядит; так и забытые, неизвестные: о том, кто сильнее, хитрее; о людях, которые ходят в гости без приглашения, рано утром. [25, с. 10].

Кубанская быль-небыль предоставляет возможность проникнуть в самую недоступную область казачьего прошлого - в его смех и юмор. Благодаря шуткам, прибауткам, «побрехенькам», люди на страницах книги приближены к современности. Титаровцы, кущеевцы, уманцы воспринимаются как живущие рядом, своей жизнерадостностью и жизнелюбием вынуждают исправлять наше отношение к текущей повседневности. Используются в тексте пословицы и поговорки, имеющие в наше время несколько другое содержание, но сохранившие прежний смысл. Нельзя обижать того, кто не может ответить, кто слабее или безоружен [25, с. 8].

Молодежь города прохладными летними и осенними вечерами собиралась обычно у реки или в саду, играла, танцевала. Девушки и вообще казачки любили петь. Особенно популярным жанром была лирическая песня, например, о казаке, который уезжает, а любимая дивчина просит его взять ее с собой в сторону далекую. [25, с. 14]. Песни имеют ценности не только как фольклорный жанр, но и как история, из них можно узнать, в какую эпоху жили люди, было ли это военное время, время рекрутства (если исполняются рекрутские песни). Но есть в любую эпоху песни просто о девичьей любви. «Девушка пела про что-то чужое, про кому-то Богом посланное счастье томления, но всякий мог вспомнить, что в Палеком Куте, в фаэтонах лихачей, на полянах за Кубанью или дома у пианино, или поздно ночью в саду постигло душу все то же чувство. Тогда в песнях никто не учил, а признавался или жаловался на душевную боль - такое было время». Героиня хочет рассказать о своей любви, но не может выдать тайну [25, с. 13].

Екатеринодар - казачий город, а многие казаки были суеверными и верили в приметы. Это еще один интересный, но, к сожаленью, редко встречающийся жанр фольклора. Например, о прилетевшей не вовремя птице герой говорит, что это плохая примета. Автору рассказывают легенду о казаке, утонувшем в луже грязи с лошадью и пикой посреди улицы Красной. Жители не перестают хвастаться и постоянно повторять на приподнятых нотах, что их город как маленький Париж: «...наш маленький, маленький Париж!..». В. Лихоносов пытается восстановить земной облик времени в отдаленном его течении по кубанским просторам. Текст содержит в себе множество голосов, и по ним, автор отыскивает своих героев, чтобы, по возможности, составить наиболее полное свидетельство принадлежащей им эпохи.

Текст сложный, прочитать его «между прочим» невозможно. Чтобы постичь авторский замысел и проникнуть в его художественный мир, книгу надо читать неторопливо, страницу за страницей, так как мельчайшие детали играют предельно важную роль в понимании целого. Необычное чувство - и хорошо, и как-то грустно - возникает после прочтения. Малая страница истории сохранена для потомков. Вся озлобленность прошлых лет ушла. Писатель обнимает своей любовью всех когда-то воевавших друг с другом красных, белых, казаков, иногородних, кубанцев и парижан. Главный герой романа-воспоминания не автор, и не вернувшийся из Франции домой казак Дмитрий Павлович Бурсак, и не Память - герой романа - любовь к людям, очарование жизнью человека на земле. Писатели не получают готовую истину из всевозможных воспоминаний, они наблюдают жизнь, затем - оставшуюся вслед за нею картину, а уже из этого можно взять часть некоторой истины. Память же здесь становится материальным ощущением времени, а судьбы человеческие рисуют общую судьбу народа.

Изображенные города: Екатеринодар и Париж, судьбы людей, отрывки документов, старые открытки, старые великокняжеские самовары, дневники Манечки Толстопят - погружено в атмосферу какого- то старинного умиления перед жизнью. Показателен в этом плане отрывок, в котором убеждают Верочку любить жизнь, просто любить и просто жить, испытывать наслаждение от каждой прожитой минуты. Надо говорить себе чаще, особенно когда становится невыносимо: «Я живу! Я вижу! Хожу!» [25, с. 42]. В этом умилении имеет привилегии христианское милосердие. Лихоносов готов бороться за каждую человеческую жизнь. И потому для него нет лишних воспоминаний, все нужны и важны истории и Отечеству. Автор не соглашается с разорителями родины, борется за судьбы своих живых и вымышленных героев. «Очарованный странник имеет мужество и решимость бороться за право на сострадание к людям, за право делать добро. Он становится хранителем благодарной человеческой памяти и делится ощущениями, которые возникли у него при завершении книги. Ему становилось страшно, временами появлялось чувство, что с этим невозможно разобраться до конца, что не хватит души все охватить. Это книга с неприкрытой чистотой, она вся обнажена, много многоточий там, где должна быть неповторимая жизнь» [14, с. 5].

«Может быть, господин Парижа никогда и не видел, но ему уже одни названия гостиниц и погребков внушали щегольство. Маленькие у базаров и по улицам зашарпанные гостиницы: сколько внушительности в вывесках и на какую заморскую жизнь они замахнулись: «Франция», «Нью-Йорк», «Тулон», «Трапезунд», «Венеция», «Константинополь». Вывески гостинец зазывают своих постояльцев, обещая их удобно разместить, и не ограничивать в сроках проживания: «живи, сколько хочешь» [25, с. 40]. В Екатеринодаре и другие приметы, как в далеком Париже, но чуть по-особенному, на свой южный, казачий лад. Там, в Париже, площади, памятники и дворцы. Не отстал и Екатерино- дар, в городе есть Крепостная площадь с гордой Екатериной II, а вот триумфальные Царские ворота на подъеме от станции, обелиск славы казачества в тупике улицы Красной. Также в городе есть неприступный дворец наказного атамана и благородное собрание, куда на ситцевые балы съезжается весь местный бомонд. Можно найти Чистяков- скую рощу недалеко от Свинячьего хутора, и городской сад «Двенадцать апостолов» с дубами. И так же, как в других городах, как в самом Париже, для простолюдинов устроены продовольственные рынки: «чревоугодные толчки: Старый, Новый Сенной базары. Для изысканной публики есть ресторанчики, для кого попало - трактиры. Даже улицы, так называемые «красные фонари» с вульгарно наряженными и накрашенными девицами: «...намазанными желтобилетными Дуняшками. Чем не Париж в миниатюре?!» [25, с. 41].

В Екатеринодаре допоздна, до лунного света, растворены в домах окна, из них слышатся зазывные звуки романсов и пьесок. «Здесь процокают на сытых конях усатые казаки, которых провожают на лагерный сбор в беспредельную степь, затянут песню и скроются, оставляя томление в девичьей груди» [25, с 42] . В этом казачьем городе можно увидеть стройные парады войскового круга и лихие скачки подрастающих казачат.

Во многих городках Кубани, даже в столице края - Екатеринодаре зимой скучно. Но как красиво, когда город зацветет вишней, сиренью, акацией! Весной улицы становятся узкими под сводами ветвей, потому что распускаются листья деревьев. А по реке Кубани к Азовскому морю отплывают колесные пароходы. Группками и разорванными цепочками потянется нарядная публика от Графской и Соборной по обеим сторонам улицы Красной. А над домами, над пожарной каланчой у городской думы долгими вечерами светится сиреневая, очень похожая на парижскую, дымка. И тогда никто просто не может найти сил, чтобы бросить свой богоспасаемый град и променять его на какой- нибудь другой, пусть даже заграничный, город.

А какое на Кубани прекрасное длинное-длинное лето. Сколько оно преподносит даров земных. «Куда там Парижу!». Интерес представляет изображение Екатеринодара ранним утром. Когда еще добропорядочные горожане спят, по улицам города, вымощенным камнем, с четырех его сторон, тарахтят у окон казачьи возы, тянутся торговцы на рынки. Очень рано, всего пятый час утра, молчат павлины в саду Куха- ренко, безмолвствуют даже птицы, не кукарекают петухи, только что пробили колокола городских храмов, но у рынка свои суетные традиции. Мещане-садоводы, казаки из станиц, болгары-огородники везут к трем базарам продукты. Там на подводах, арбах и возах в корзинах виноград; там - в мешках картофель, горох, семечки, кислицы; в клетках живая птица; на мажарах арбузы, дыни. Молдаване на своих длинных подводах везут тушки барашков; за ними вслед поспешают черкесы с бараньими смушками, с кадками белой жирной брынзы [25, с. 40].

Образ города представлен двупланово: параллельно очерчены Екатеринодар и Париж. Город осмысливается как пространство, где присутствуют привычные для него объекты: площади, памятники, дворцы, дома и хаты, церкви, гостиницы, погребки, базары, вывески, ресторанчики, трактиры, «красные фонари», извозчики и т.п. Город построен на реке Кубань, способной нести опасность и в то же время преобразующей мир. Своенравная река вызывать ощущение простора и свободы, которые так ценили казаки. Подобное чувство возникает и при описании неба: то оно синее, то - седое; во время заката кровавое, во время боя - дымчатое.

Город не может существовать без жителей, людские судьбы творят его общую судьбу. Основными жителями Екатеринодара являются кубанские казаки, но кроме них уживаются в этом пространстве молдаване, черкесы, армяне, турки, греки, болгары, евреи, немцы и даже персы. Екатеринодар сопоставлен с Парижем, где тоже живут русские, кубанцы-эмигранты. «Наш маленький Париж» - это и есть Краснодар в ласково-шутливой ностальгии автора.

В данном тексте для города обыденны описания кладбищ: в Париже русское кладбище похоже на погост в Екатеринодаре. Все одинаково беспорядочно: тут рядом и генерал казачьих войск, и великие князья, и баронессы, и рядом могилы захороненных власовцев и простонародья. Даже сторож на кладбище из второй послевоенной эмиграции; он собирает и пересказывает легенды о своих вечных постояльцах.

Город осмысливается и как музыкальный инструмент (в домах слышатся зазывные звуки романсов и пьесок), может выражать различные настроения: грусть, тоску, печаль, одиночество, радость, веселье, восторг. Тихим вечером на окраине города можно помечтать о счастье. Принято посещать некоторые памятные места, которые, согласно примете, приносят удачу, везение.

Описание города-пространства неразрывно связано с временными категориями: столетиями, временами года, временем дня, ночи, утра, вечера. Время действия романа длительно. Художественное время - ушедшее столетие с экскурсами в казачью среду. Важна характеристика города через обращение к временам года: зимой скучно, весной и летом красиво, когда город зацветет вишней, сиренью, акацией, а над домами, над пожарной каланчой светится сиреневая дымка, похожая на парижскую, прекрасное длинное лето: «Куда там Парижу!»; обращением ко времени дня, ночи, утра, вечера: «...интересно выглядит Екатеринодар ранним утром. Очень рано, пятый час утра, горожане спят, молчат птицы, только что пробили колокола городских храмов, но по улицам города с четырех его сторон тарахтят у окон казачьи возы, тянутся торговцы на рынки. А вечером в Екатеринодаре допоздна, до лунного света, растворены в домах окна, из них слышатся зазывные звуки романсов и пьесок» [25, с. 40].

Екатеринодар сравнивается с Парижем как город «на одной и той же параллели с Парижем» [25, с. 41]. Лихоносов любил Париж за это сходство. Город Екатеринодар связан с чувством любви, эти ощущения близки человеку, влюбленному в город.

В качестве другого примера изображения поселений Кубани обратимся к творчеству известного писателя Б. Е. Тумасова.

Борис Евгеньевич Тумасов родился 20 декабря 1926 года, на Кубани, в станице Ленинградской (бывшей станице У майской), в семье рабочего-сапожника. В родной станице прошли детские и школьные годы будущего писателя. Молодость его была военной, его характер сформировала и закалила война. Воевал Тумасов бесстрашно, был награжден многочисленными орденами и медалями. Впечатления о событиях Великой Отечественной войны он положил в основу повести «За порогом юность». В августе 1945 г. вернулся в родную станицу. Учился в Ростовском государственном университете, успешно окончил историко-филологический факультет. Получив педагогическое образование, Б. Е. Тумасов работал учителем логики и истории в школах города Краснодара. С любовью и увлечением занимался научными исследованиями, в 1955 г. защитил диссертацию на соискание научной степени кандидата исторических наук. С 1956 г. начинает свою педагогическую деятельность в вузе города Краснодара.

Б. Е. Тумасов получил большую популярность как писатель- историк. Известны его исторические повести и романы: «На рубежах южных», «Русь залесская», «Земля незнаемая», «Зори лютые», роман- трилогия «Лихолетье», «Лжедмитрий II», «Да будет воля твоя», «Пока живет Россия», «И быть роду Рюриковичей», «Не вводи во искушение». В общей сложности им написано тридцать шесть книг, тираж которых превысил шесть миллионов экземпляров [42, с. 4], огромное количество публикаций в журналах, газетах.

Тумасов единственный из современных писателей-историков сумел представить в своем творчестве наиболее полную художественную панораму жизни кубанского казачества. История передана писателем в мельчайших деталях - от костюма, оружия, утвари до глубокого проникновения в мысли, чувства и поступки персонажей, а главное - причин, вызвавших эти поступки [42, с. 4]. Оставаясь в тени своих героев, Тумасов предстает перед читателями незримым свидетелем описываемых событий.

Основной чертой писателя является его искренний, неподдельный интерес к людям. «Можно иметь талант, воображение, жизненный опыт, чувство слова, все, что угодно. Но если ты не любишь людей, если тебе безразличны их характеры и судьбы - писателем ты никогда не станешь» [42, с. 5]. Скромный и сдержанный в оценке своих заслуг, он внутренне собран и тверд, когда дело касается его жизненных позиций. А они для него просты: «жить честно, целиком отдавая себя делу, которому ты служишь» [42, с. 5]. А жить честно в наши дни - это уже подвиг. В этом чувствуется крепость духа писателя.

Интерес представляют произведения Б. Тумасова, открывающие читателю мир кубанских казаков (быт, культуру, традиции), помогающие представить историю кубанского казачества.

«К югу от Ростова начинаются кубанские степи. Раскинулись они вдаль и вширь на много верст. Вековая целина поросла высоким шелковистым ковылем, духмяным разнотравьем, и только вокруг станиц распаханные земли разбиты на наделы. Еще в первой половине девятнадцатого столетия в этих степях водились табуны диких лошадей, сохранялись стада буйволов, в травах протаптывали тропы кабаны, собирались волчьи стаи. А весной прилетали на Кубань утки и гуси, лебеди и другая птица. Днем их косяки закрывали небо и солнце, а ночью шорох крыльев напоминал шум ветра. С Азова на нерест в верховья реки Кубани и ее притоков шли осетровые: рыбец, шемая и тарань. Кипела вода от множества рыбы» [42, с. 12].

Богата кубанская земля, но не для всех щедрая. Кубань - область казачья. В последнем десятилетии восемнадцатого века по указу Екатерины II на Кубань из-за Буга переселились черноморские казаки, позже их стали именовать кубанскими. Расположились черноморские курени станицами. «Велено было им нести на южном рубеже Российского государства сторожевую службу. Вытянулись казачьи охранные кордоны почти от самых верховий реки Кубани до низовья. По плавням и камышам укрывались казачьи секреты и дозоры» [42, с. 13].

Малочисленное казачье войско нуждалось в людях, и тогда на Кубань переселили несколько донских полков, а вслед за ними - безземельных крестьян из Полтавской, Екатеринославской, Черниговской губерний. Спасаясь от помещиков, бежали на Кубань крепостные крестьяне. «Их приписывали в казачье войско ... На военную службу казак являлся со своим конем и обмундированием, с саблей и винтовкой. Ему внушали, что Кубань - его казачья земля, и он верил в это, гордился своим казачьим сословием и не видел социального неравенства среди казаков» [40, с. 15].

Так жили много лет. Но после отмены крепостного права на Кубань тысячами пошли обезземеленные крестьяне, и «приписку в казаки ограничили». Родилось новое сословие - иногородние. На Кубани иногородних проживало много. Они батрачили у казачьей знати, занимались ремеслом, работали на маслобойках и мельницах, винокурнях и заводах. Классовое расслоение захватило и иногородних. Одни из них богатели, делались владельцами ссыпок, торговцами и заводчиками, хозяевами гостиниц и постоялых дворов, другие составили сословие мастеровых.

В повести Б. Е. Тумасова «На рубежах южных» рассказывается о первых переселенцах на Кубань, приехавших сюда в 1794 году. Нелегка жизнь казаков, несущих пограничную службу. «На кордонах всегда готовы отразить нападение неприятеля конные казачьи сотни и отряды пластунов. В камышах, в звериных тропах, в густых кустарниках скрываются невидимые казачьи залоги. Придерживая коней, настороженно проезжают разъезды. Поперёк сёдел у хмурых всадников пищали лежат. Чуть что - раздастся ли где выстрел или просигналят со сторожевой вышки - казаки, гикнув, аллюром мчатся на выручку к товарищам» [42, с. 112].

Городская крепость дается как основное место проживания казаков: «Екатеринодарская крепость - крепость Черноморского войска. Высокий земляной вал, опоясывающий её, порос колючим терновником. На валу пушки - единороги выставлены, дозорные ходят. В крепость один въезд - через обитые потускневшей медью ворота. Возле ворот караулка для пикета, рядом - приземистая пушка». Утомительно и однообразно тянется в крепости время. Часто за целый день ни одного человека не увидишь. Да и вокруг всё уныло: «...старый дремучий лес шумит, тоску навевает; от болот тянет смрадом». Хотя это и привычно для казаков, но временами они погружаются в тоску, грусть. Вся их жизнь прошла в битвах и тревогах. «Куда их только не бросала казацкая судьбина! Рубились с ляхами, плавали на быстрых чайках в туретчину, ходили с отрядами запорожцев на Балканы помогать единоверцам. А новые места - коварные, обманчивые: то откуда-нибудь прилетит неотвратимая черкесская пуля, то сломит казака болотная лихорадка. Еще крепость строилась, а обочь нее уже кладбище раскинулось...» [42, с. 129-130].

«Тугим луком прогнулась Кубань. Бурная, неистовая в весенний паводок. У излучины, где в нее вливается Карасун, в два года выросла казачья крепость Екатеринодар. За рекой на левом берегу, - черкесская земля. Правый берег - русский, его стерегут черноморские казаки. Несут они пограничную службу от среднего течения реки, где у самого берега высится Александровское укрепление, до устья...» [42, с. 112].

Но поселение не ограничивалось лишь крепостными сооружениями, оно постепенно разрасталось: «Как бы огораживая майдан, по сторонам вросли в землю десятка полтора длинных глинобитых казарм - куреней. За последним куренем большое турлучное здание. Это войсковое правление, резеденция кошевого атамана.У правления - коновязь. Подседланные кони мерно жуют сено, помахивают хвостами, звенят свисающими удилами.

В одном схожи были казачьи хаты: строились они на случай неприятельского налета, глухой стеной к улице, а окнами во двор. Немудреные, подслеповатые строения! Но среди множества приземистых хат несколько больших подворий - широких, обнесенных добротным частоколом, со множеством построек. Это - подворья войскового судьи Головатого, войскового писаря Котляревского да еще нескольких старшин и местных богатеев» [42, с. 131].

Не только описание Екатеринодарской крепости можно найти в данном тексте. Автор изображает станицу Кореновскую, которая «растянулась вдоль Бейсужка. Отстроилась она за короткое время: сотни дворов, в центре площадь, где в это лето заложили деревянную церковь. Рядом станичная канцелярия.

Хаты друг от друга плетнями отгорожены. По хате можно о хозяине судить. У станичного атамана, священника Кравчины хаты такие, каких на Украине не у всякого пана увидишь. Окна с резными наличниками, с нарядными расписными ставнями. Перед дверью - красивый навес на резных столбах. Десятка два хат чуть поменьше, остальные совсем маленькие. Многие - всего с одним- распроединственным оконцем. Такие хаты хозяева слепили по образцу и подобию звонаря Трофима из Екатеринодарского войскового собора, коего природа неизвестно за какие грехи так нескладно скроила: нос в сторону свернуло, а шею потянуло на бок. Вот и хаты такие - крыши скособочились, окошки перекосило. Но возле любой хаты шумят тополя, яблони, груши. И станица поэтому кажется приветливой» [42, с. 135].

Екатеринодарская крепость, конечно, была центром городского поселения, но за пределами прочного сооружения располагались постройки невоеннообязанного населения: «К крепости тянутся кривые улицы. Несколько улиц выходят на площадь. На ней - базар, гостиный ряд, два кабака с облезлыми надписями над дубовыми дверьми. Чем дальше уходят улицы от центральной площади и крепости, тем ниже заборы, меньше дома. И вот, уже без всяких улиц, множество хат разного пришлого люда лепятся по берегу. Как только начинается путина, этот люд в поисках работы устремляется на пристань» [42, с. 139].

Автор обращает внимание на то, как наступало утро в городе: «Потревоженным муравейником чуть ли не круглые сутки копошился люд на пристани. У причалов покачивались баркасы, рыболовные суденышки, лодки - готовились к путине. Небо светлело. Зазвонили к заутрене. Екатеринодар пробуждался. Зазвенели ведра у колодцев. Нз загороженных плетнями дворов хозяйки выгоняли в стадо скотину. Пришел в движение и казацкий стан. За крепостным валом нарастал гул пробуждавшейся ярмарки» [42, с. 131].

Здесь же дается описание утренней крепости: «Солнце, разорвав облачную дымку над буйной Кубанью, разбудило пестрый лагерь казаков. Лучи его пробежали по возам с поклажей, опоясавшим по старому казацкому обычаю весь стан. Пушкари вскочили на первых попавшихся коней и помчались к крепостным воротам. Бывалые казаки быстро сдвинули возы, соорудив из них сплошную стену. Шумливый лагерь был готов к бою» [42, с. 132].

Как в любой группе, в казачестве существовала своя социальная лестница. Богатые казаки, атаманы и старшины захватывали лучшие выпасы и земельные угодья, подчас на их семьи приходилось «до тысячи десятин», а у бедноты надел не превышал нескольких десятин. Во многом чувствуется присутствие общественного неравенства: «Дослужился я до хорунжего, но с нуждой не справился. Сколько ни старался, так и не завёл своего хозяйства. Вся жизнь у куренного котла пролетела. А те, кто побогаче, - тем почёт и уважение. Они и от службы откупаются. Уплатят какому-нибудь бедолаге - и тот за них отбудет положенный срок на кордоне. Эх...» [42, с. 136].

Описания службы на кордоне удивляют подробностями, знанием особенностей речи, названий предметов быта. Каждый казачий сторожевой кордон имел свою сигнальную вышку. «Около находилась небольшая землянка, крытая мелким чаканом. День и ночь на ней ходит дежурный казак. При виде неприятеля он замаячивает сигнальными шарами. Этот сигнал подхватывают на другом кардоне, и идёт тревога по всей линии. А ночью в такой ситуации зажигают на высоком шесте пук просмоленной соломы. Все сидели у входа в землянку, так как лесть в эту низкую, полутёмную сырую нору, провонявшуюся потом, сыростью, дымом, никому не хотелось» [42, с. 139]. Там только ночевали. Как видно из приведенной цитаты, на кордоне казаки не только служили, но и «вели неприхотливое хозяйство». Пищу здесь готовили сами, так как пограничную службу несли «серомые, то есть бездомо- вые, неженатые» казаки. Обед был непритязательным и невкусным, часто употребляли несвежие продукты. «На лёгком огне костра, в подвешенном на треноге казане, булькал кулеш. Казаки сидели вкруговую - и так же вкруговую гуляла глиняная кружка». Основным блюдом в такой обстановке были пирожки с требухой. «Пирожки были большие, как лапти, и тощие...Требуха отчаянно воняла, несмотря на попытки сдобрить её чесноком» [42, с. 142].

Важнейшим делом казаков была военная служба, часто проходящая на кордоне. Занятие это было сопряжено с трудностями, опасностью для жизни. Рядом с крепостью, где несли службу казаки, строили бытовые помещения. Постепенно они обрастали новыми постройками и в будущем превращались в станицы и города.

Жизнь казаков состояла и из службы в куренных селениях, в которых обязательно возводили казармы и административные здания. «Как бы отгораживая майдан, по сторонам вросли в землю десятка полтора длинных глинобитных казарм - куреней. А за крайним куренем большое турлучное здание. Это войсковое правление, резиденция кошевого атамана. Когда он отсутствует, все дела за него исполняет войсковой судья» [42, с. 145].

Сооружения города-крепости славились, конечно же, своими укреплениями, «крепкими» постройками. Такими же «крепкими» были и куренные постройки. В повести «На рубежах южных» дается общее представление о типичных населенных пунктах. Станица состояла из сотни дворов, в центре - площадь, где заложена «крепкая» деревянная церковь. Рядом станичная канцелярия.

Значительное место в обрисовке жизни казаков занимает быт. Примером может служить изображение подворья кубанского казака: его дом, хозяйство. Как всегда и везде, на Кубани жили и обеспеченные, и малоимущие. В повестях противопоставляются дома богатых и бедных казаков. Обычно состоятельность или нищета определялись не только и не столько богатством внутреннего убранства дома, сколько наличием «хозяйства», домашней живности. Общественное положение мужчины - главы семьи определялось у казаков отношением к военной службе. Так, человек, который к 26 годам еще не прошел военную службу, не мог заслужить уважения атамана: «Хатки находились на возвышающихся холмиках. Строились они без всякого плана, там, где того хотели их хозяева. Задумает казак построить себе хату, подыщет бугорок на болоте, где, на его взгляд, посуше, сваи заколотит, чтоб весенний паводок не достал, - и с богом принимается за работу. Навезёт казак хворосту из лесу, отурлучит, глиной плетень обляпает, и готово жильё» [42, с. 10]. Кроме казачьих хат существовало также несколько больших подворий - «...широких, обнесённых добротным частоколом, со множеством построек. Это - подворья войскового судьи, войскового писаря и ещё нескольких старшин и местных богатеев» [42, с. 5].

Тумасов детально описывает крепкое хозяйство главного казака - войскового судьи А. А. Головатого. «Есть у него несколько хуторов, тысячи десятин пастбищ, на которых гуляют косяки коней, пасутся стада коров, гурты овец...» [42, с. 5]. Автор показывает зажиточный городской дом войскового судьи, что говорит о материальном достатке: «А в Екатеринодаре дом у Антона Андреевича - полная чаша. Стены коврами персидскими обиты». Для дома состоятельного казака, как для крепости, характерно обилие оружия. «Хорошее оружие, предназначенное для украшения, в доме казака было, чуть ли не главным свидетельством его благополучия» [42, с. 5]. Различное оружие развешено везде: «Тут и сабли польские, и ятаганы турецкие, и пистолеты, чеканным серебром да позолотой отделанные.

И хотя овдовел недавно войсковой судья, однако ж, во всем чувствуется хозяйский глаз. Всеми делами в доме ведает экономка Романовна, которую, как поговаривали, боится даже сам Головатый. Говорили еще, что и при жизни жены Антона Андреевича настоящей хозяйкой в доме была экономка. А теперь она совсем во власть вошла» [42, с. 6].

Несколько иное описание дома атамана Балябы, также говорящее о крепком хозяйстве казачьей семьи. «Напротив, через дорогу, находилось подворье станичного атамана Балябы. Просторная хата гордо глядит тремя окнами с резными наличниками. Окна сверкают дорогими стёклами. У двери два столба держат крашенный голубой краской навес над крылечком. Под одну крышу с хатой сарай, за ним - подкат для арбы. В другом углу двора приземистая кошара, а рядом длинная скирда сена. Посреди двора колодец с журавлём. Крепкое хозяйство: две пары коней, коров дойных четыре и овец не меньше полусотни» [42, с. 6-7].

Здесь же находим описание совсем не богатого подворья и хатки рядового казака. Именно хаткой, не хатой, называет автор такой дом. «Двор Федора Дикуна выходил в глубокую балку, поросшую молодым дубняком и колючим терновником. У самого плетня маленькая выбеленная хатка под чаканом. Её единственное подслеповатое оконце, затянутое бычьим пузырём, смотрит робко и сиротливо. К хатке пристроен сарай. Он ещё не покрыт, и его дубовые стропила напоминают рёбра скелета. В сарае пусто. Хозяин строит его, надеясь со временем обзавестись конём, а может быть, и коровой. Целый год батрачит хозяин у соседа, атамана». Живет Дикун вдвоем с матерью [42, с. 9].

Описание станицы Кореновской, которую в то время недавно отстроили, оставляет впечатлении социального неравенствоа. Дома и у состоятельных, и бедных казаков были построены по образцу украинских хат. «Хаты друг от друга плетнями отгорожены. По хате можно и о хозяине судить. У станичного атамана, священника и Кравчины хаты такие, каких на Украине не у всякого пана увидишь. Окна с резными наличниками, с нарядными расписными ставнями. Перед дверью - красивый навес на резных столбах» [42, с. 12].

Но не только крепкие хата, подворье, хозяйство определяли «крепость» казачьей жизни. Казаку важно было иметь крепкую семью, то есть большую и дружную. Такая семья состояла из нескольких поколений: дедушки, бабушки, родителей, женатых сыновей с невестками, холостых сыновей-парубков, еще незамужних дочерей и большого количества детей разного возраста. У Тумасова можно найти интересные бытовые подробности о том, какой была внутренняя обстановка хаты у большинства станичников. В хате обеспеченного казака Кравчины, как и у всех других казаков, тоже было оружие, развешанное по стенам - признак благополучия в глазах гостя: «Гость и хозяин ужинали в горнице.... У стены стоял большой сундук, окованный железными полосами, напротив деревянная кровать с пышно взбитыми подушками. Над ней висит тяжелая пищаль, потертая кожаная пороховница. По стенам развешаны сабли турецкие, пистолеты, кинжалы. Земляной пол помазан разведённым коровьим помётом, и запах его стоит в горнице» [42, с. 13]. Сундук, деревянная кровать с большим количеством пышно взбитых подушек также являлись признаком достатка. «Суета сует мирских», - вздыхает Кравчиина, зоркими глазами ощупывая толстобрюхий сундук, кинжал в серебряных ножнах. «Ишь, старый черт, сколько добра надуванил!» - с уважением подумал гость» [42, с. 14].

Примеры описания «крепких» сооружений можно найти в романе-хронике Б. Е. Тумасова «Набатный год» (1983). В произведении о революционном 1917 годе изображаются такие населенные пункты, как станица Павловская и город Екатеринодар. Обратимся к повествованию о жизни семьи Морозовых. «Хата Морозовых прилепилась к Ставропольскому шляху. Так издавна называли казаки окраинную улицу Екатеринодара, что вела на Ставрополь. С годами шлях застроился домишками. В летнюю пору эта длинная и широкая улица покрывалась толстым слоем пыли. Она щедро припудривала хаты и листья деревьев, и только проливной дождь смывал пыль, очищал воздух. С осени и до весны грязь редко высыхала в колдобинах, каких по всему шляху имелось великое множество. Видела дорога на своем долгом веку разных правительственных курьеров и царских фельдъегерей, проезжали на Кавказ Пушкин и Лермонтов, везли пленного Шамиля и гнали опальных декабристов ...» [42, с. 73].

По месторасположению двора и жилья можно судить о материальном состоянии семьи. «Маленькая приземистая хата Морозовых под камышом. Когда смотришь на нее с дороги, кажется, что хата по крышу вросла в землю. Два ее оконца подслеповато смотрели на улицу, одно - во двор. Из темных сеней дверь в низкую комнатенку» [42, с. 89]. Внутреннее убранство комнаты лишь усугубляет удручающее впечатление. «Здесь, по левую руку, русская печь, прямо у стены деревянная кровать, застланная рядном, направо сбитые из старых досок стол и-лавка. Над ними в углу божница. В хате выбелено, и слышится запах извести» [42, с. 95]. Бедность не означала, что семья была не дружная, не крепкая. В семье по всем признакам радостное событие: мать готовится к встрече сына. О семейном празднике говорят выбеленная хата и вовсе не будничный ужин. «По случаю приезда сына мать собрала ужин - лапша с курицей, пирожки с квашеной капустой, гусь жареный» [42, с. 112].

Славились казаки крепкой дружбой, взаимовыручкой. Взаимоотношения казаков были близкими, жили дружно, поддерживали друг друга и в горе, и в радости. В дом к Морозовым по случаю возращения сына сошлись родственники, друзья, соседи. Отметив радостное событие, гости отправились по домам, «...остался лишь Василий Харитонович Улезко, деповский жестянщик, давний друг покойного Александрова отца. Он задержался к ужину и теперь, едва дверь в хату открыл, сказал весело:

- Ну, Ивановна, с прибытием сына. Здравствуй, Сашко!

Расцеловался, пригладил усы, сел, коренастый, крепкий.

- Вона как возмужал! Царю-батюшке верой-правдой служил? Ну-ну! Говаривай, георгиевский кавалер, за что крест повесили?

Александр, оббив сургуч на горлышке бутылки, налил в толстого стекла стопки. Поднял:

• - За встречу, Василий Харитоноич. Полтора года не виделись. А о кресте не будем. Одно скажу, лиха видал вдосталь.
• - Да-а! - Улезко посерьезнел.- Истину говоришь.

Спасибо, живым вернулся ... По единой, за твой приезд ...

Выпили. Мать поставила чугунок с горячей картошкой. Улезко

выхватил картофелину, перебросил из руки в руку, подул. Потом очистил не спеша и, слегка присолив, надкусил. Ел Василий Харитонович, наслаждаясь.

- Сызмальства люблю картошку. Она у нас родится вкусная, рассыпчатая. Как ты ее, Ивановна, варишь, одна в одну, а у моей хозяйки расползается в кашу, не соберешь» [42, с. 75].

Казаки были искренне верующими, свято верили в то, что им помогает Всевышний. Особенно почитали на Кубани святого Николая. Неизменный атрибут быта казаков - угол с иконами, так как все они были христианами, религиозными людьми. В повести «На рубежах южных» показано, как мать собралась молиться за своего сына, шедшего откупаться от военного похода. «С приходом невестки Марфа (свекровь Анны, дочери атамана) больше отлеживалась на печи. Покряхтев, она слезла вниз, шаркая, подошла к крытой рушником иконе, украшенной барвинками, сухими головками мака и пахучими травками, истово закрестилась» [42, с. 43].

В доме у главного казака - войскового судьи Головатого также есть описание Святого угла. «В углу темнели хмурые лики святых, озарённые огненными отблесками лампады» [42, с. 89]. В хате обеспеченного казака Кравчины, как и у всех других казаков, был угол, занятый иконами. «...В горнице Кравчина сидел в углу, густо увешенном образами. В затылок ему скорбно смотрела святая Богородица. Под потолком слабо тлела голубого стекла лампада. От огонька кверху поднималась тонкая струйка копоти» [42, с. 31].

Тумасов обращает внимание на то, что даже в богатых казачьих хатах не было особенной чистоты. В доме атамана «на свежесмазанный земляной пол выполз черный таракан. Баляба занес над ним ногу, но в ту минуту скрипнула дверь. Степан Матвеевич лениво скосил глаза». Далее представлено описание мужской традиционной одежды. «У порога стоял Федор. На нем была новая свитка и новые шаровары. Юхтевые сапоги блестели от жирной смазки. Дикун мял в руках мерлушковую шапку, перешедшую ему от отца» [42, с. 8].

Крепкий статус казака определялся также хорошей женой, умелой хозяйкой. Жена должна быть статной, то есть здоровой, дородной, желательно, красивой, должна быть сноровистой, то есть быстро и правильно управлять домашним хозяйством. Казаки обычно не замечали стараний жены и не ценили ее усердий в обустройстве домашнего очага. Приведем еще один пример неряшливости многих казаков и безразличного отношения к повседневным женским хлопотам. «Обглодав гусиную ногу, он швырнул кость под стол, вытер руки об льняную скатерть» [42, с. 75].

В изображении семейной жизни чётко показаны роли супругов: «Он встал из-за стола, набил самосадом отделанную красной медью люльку, кресалом высек искру. Трут затлел, распространяя по горнице едкий дымок.... Из кухни доносился стук мисок - Анна убирала со стола». Глава дома держал под своим контролем всю семью: «Как скажу, так и будет», «Молчи, мать, знай своё дело». Подобные высказывания дают возможность судить о приниженном положении женщины-казачки. Женщина «поднималась ни свет, ни заря - со скотиной управится, притащит охапку сухой травы, заготовленной с осени, кизяков, печку затопит, тесто замесит» [42, с. 75]. Это еще одно свидетельство неуважения к труду женщины и не слишком большой опрятности казаков.

Непочтительное отношение к женщине можно наблюдать и в самом начале семейной жизни, вернее, от сватовства и свадьбы. Подробное изображение свадебного обряда находим в повести «На рубежах южных». Это свадьба дочери атамана Анны и казака Кравчины. Несмотря на то, что невесту выдавали замуж за нелюбимого, свадьба, как всегда, была веселой. Отец девушки действительно не пожалел денег на свадьбу, так как считал, что в качестве зятя он приобретает и друга, и обеспеченного помощника в делах. «Ради такого случая Степан Матвеевич не поскупился - наварили два бочонка горилки, зарезали трех овец да годовалого бычка, из Ачуева подвезли воз свежей рыбы. Три дня пили у невесты, три дня у жениха. Почитай, две станицы ходили пьяными. Атаман Баляба словно помолодел - голову побрил, во все новое оделся. Жених тоже ходил гоголем: усы лихо подкручены, волос с проседью напомажен, блестит. С невесты глаз не спускает. Но

Анна все эти дни сидела как на похоронах - глаза от слез красные, лицо восковое. Ни улыбки, ни слова. На свадьбе долетел до Кравчины злой шепоток: «Силком берет» [42, с. 38].

Изображение «крепости» в повести «На рубежах южных» развернуто широко и подробно: множество эпизодов, связанных с бытом станиц, с сельским, крестьянским бытом, создают совершенно самостоятельный пласт сюжетного повествования, в котором стилевая норма «посредственной речи» - то есть среднего повествовательного стиля, выдержана особенно последовательно. Например, в рассказе о сельских буднях писатель обращает внимание на занятия казаков, уставших от тяжелой работы в течение долгого летнего трудового дня, но даже не помышляющих об отдыхе. «Хорошо в станице летними вечерами. За версту по песням слышно, где гуляют парни и девчата» [42, с. 84]. Умеют на Кубани люди работать, умеют и отдыхать. «Выйдет кто-нибудь на завалинку, положит на колени бандуру, запоёт - и вокруг соберутся станичники. Смолкнет бандура, а казаки сидят молча, думают своё» [42, с. 99].

В указанной исторической повести Бориса Тумасова описание города-крепости показано с помощью ряда приемов. Прежде всего, это речь героев. Проанализировав ее, можно понять, какой народ изображен в произведении. Автор использует устаревшие слова, пословицы и фразеологизмы, особенности говора. «Пу, на нет и суда нет, господа атаманы!» - это выражение служит оценкой характера героя, которую в произведении даёт эпизодический персонаж. По реплике можно видеть твердость характера простого мужика, его решительность, но в то же время ясен его социальный статус - он подчиненный, поэтому быстро соглашается с людьми более высокого звания. Обобщенность образа, заключенная в одном герое произведения, свойственна многим писателям, но Тумасов с помощью этого приема показывает простых людей, крестьян, которые совсем недавно еще были крепостными: «Вскоре в нем набилось столько люда, что и яблоку негде упасть» [42, с. 90]. Фразеологизм подчеркивает большое количество казаков, собравшихся в церкви, в данном случае перед выходом в поход.

Очень интересна, с точки зрения анализа «крепости» казачьей жизни, сцена драки казака и азербайджанца на рынке из-за кувшина. Автор описывает ее в 11-ой главе повести. С точки зрения бытового факта интересно не столько описание боя, сколько мелочи, обрамляющие его, например, сравнение русского крепкого бойца Шмалько с медведем - животным, которое всегда считается символом мужества и крепости духа.

Практически любое описание поселения не обходится без включения в произведение прорисовки пейзажей, что у Б. Тумасова выполняет как функцию связки между частями рассказа, так и сравнение природы с человеком, или начало главы и др. «В погожие солнечные дни море Хвалынское в густой синеве. Кажется - черпай эту яркую синь, бери кисть и крась, что захочешь, в цвет бирюзы. Удивлялись казаки этой неведомой им синеве морской воды, белым росчеркам волн», - пример пейзажа в начале главы, функция экспозиции, помогает настроить читателя на нужный лад и настроение [42, с. 72].

Описание природы чередуется с описание героя: «Ранним утром с ночного лова возвращался в станицу молодой казак Федор Дикун. Кубань, вспененная, дикая, мчала лодку вдоль рыжей кручи, норовила разбить ее. Но Федору любо померяться силой с бурной рекой. Крепкий, ладный, он ловко работает веслами. Еще и солнце не грело, а ему жарко». Это можно отнести к еще одной особенности бытописания в этом произведении. Тумасов мастерски улавливает настроение природы с настроением человека.

Пейзажные зарисовки сочетают и лиризм, и суровые реалии жизни. Например, один фрагмент из романа - хроники Б. Е. Тумасова «Набатный год»: «В тот год весна на Кубани выдалась ранняя. Первыми мартовскими днями дружно стаял снег, запаровала земля». От Ростова потянулись безлесные распаханные и нераспаханные степи, сторожевые и могильные курганы, «тихие, спокойные речки, местами поросшие камышом и кугой. Из окна вагона Морозов видел на плесах диких уток. Маленький, пузатый, как самовар, паровоз, пыхтя, подминал шпалы, тащил короткий состав. Оставались позади станицы и хутора, степные балаганы, земля, распаханная наделами, ощетинившаяся озимой зеленью. А степные речки тихие, плавные. По берегам камыши, куга зеленая, сочная. И уж рыбы в этих речках да раков!» [42, с. 75].

До призыва на действительную службу Морозов батрачил на хуторе богатого казака Майбороды. «Земля у него клином спускалась к речке Кочеты. День-деньской работал Сашка на косовице, а ночью окунется в теплую речную воду - куда усталость девается, и в камыши за раками. Они ночью к берегу лезут, в камышах кишмя кишат, крупные. Пока бабы костер разожгут, Сашка с ведерка раков натаскает. А потом ляжет на шелковистую прохладную траву и смотрит, как высоко в небе звезды мерцают» [42, с. 76].

Привычными способами описания можно считать употребление автором синонимов, повторов, эпитетов и других средств выразительности, которые использует большинство писателей и поэтов. «Вначале казаки толпами бродили по городу, удивляясь тонкой каменной резьбе ханского дворца, звону воды в фонтанах, сутолоке шумливого базара. Местные жители встречали русских приветливо: угощали лепешками - чуреком, горьковатым липким сыром - пэндырем, фиолетовыми ягодами инжира, сладким виноградом», - пример синонимического ряда, перечисления [42, с. 130].

Текст городского поселения, в произведении Б. Е. Тумасова - крепости, представлен разносторонне и ярко. Необходимо подчеркнуть «двойственность» образа городского укрепления в повести. Оно выступает, с одной стороны, как строение, пространство и как символ защиты, силы, безопасности, крепкого здоровья, крепкой семьи, подлинной человечности, способности к самопожертвованию, бескорыстию, душевному благородству - с другой (см. табл. № 1).

Значение слова «крепость», цитаты из произведений Б. Е. Тумасова

Таблица № 1

Образное обобщение создается писателем на основе жизненного и культурного опыта. Писатель отбирает материал, систематизирует собранные факты, наиболее характерные для жизни казачества. Это многообразие позволяет автору показать богатство отражаемой им действительности. Художественный вымысел не противостоит документальности, а является особой, присущей искусству формой отражения и обобщения жизни.

Для писателей Б. Тумасова, В. Лихоносова документальные материалы и общение со старожилами городов, станиц Кубани стали способом свести в единый художественный мир образ жизни казаков. В рассмотренных произведениях авторы показывают казачьи поселения, служащие дополнительным средством характеристики героев. Здесь многогранно и ярко раскрывается быт, традиционная культура, мировоззрение, обычаи людей. Описания города, крепости, кордона, куреней, станиц и хуторов, усадьбы и дома станичного атамана, подворья и хаты рядового казака, праздников и обрядов позволяют достоверно воспроизвести внешнюю, материальную среду, в которую неизбежно погружена духовная жизнь человека.