СОЦИОЛОГИЯ БУДУЩЕГО И БУДУЩЕЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ СОЦИОЛОГИИ

Отмечая, что российская социологическая мысль в своем развитии достигла определенных результатов как научная, академическая, университетская дисциплина, российские социологи выделяют в качестве проблемы для размышления то, как может развиваться российская социологическая мысль. Нет сомнений в том, что путь рецессии, путь ученичества постепенно изжил себя. В то же время речь не идет об изоляции российской социологии или изобретении особой русской социологии, хотя включение в социологическую проблематику идей русской культуры, православия весьма плодотворно. Более реальным представляется то, что социология будущего на основе разработки теоретико-методологического и социально-прикладного инструментария стимулирует развитие отечественной социологической мысли.

Призыв к уходу от мелкотемья по существу становится манифестацией нового этапа в развитии социологической мысли. Как пишет Ж.Т. Тощенко, для того чтобы понять логику развития социологии, необходимо не просто обращение к актуальным темам, но и социологическое осмысление новых реальностей. В этом смысле с ним солидарен М.К. Горшков, когда заявляет, что проблемы российского общества, в частности такие проблемы гражданского общества, как взаимосвязи личности, социальных групп, общественных формирований, государства, связаны с опытом социологической диагностики. Несмотря на всю дискуссионность, многозначность в понимании гражданственности^[1], речь идет о том, что идеи демократии равных возможностей как социальный проект нуждается в концептуальном обосновании, чтобы в российском обществе появилось понимание взаимосвязи экономических и политических прав, т.е. того, что именно уровень развития демократии в стране в конечном счете определяет возможность честно работать и зарабатывать^[2]. Данная позиция содержит одобрительный момент в отношении того, что стратификационный анализ может быть дополнен и расширен за счет субъектно-деятельностного анализа, атакой теоретический сдвиг требует включения проблем социологии будущего. Можно сказать, что между будущим российской социологии и социологии будущего существует ситуация двойственной зависимости: с одной стороны, будущее российской социологии предполагает расширение проблематики исследований и создание социологии для общества в качестве цели и соответственно повышение авторитета российской социологии и в стране, и в мире; с другой стороны, социология будущего определяет тренд расширения теоретико-методологической проблематики за счет включения новых предметных полей социологии и пересмотра проблем настоящего и прошлого по-новому — в контексте требований будущего.

Данная познавательная ситуация указывает на то, что будущее российской социологии связано с ее темпорализацией — с тем, чтобы конвертировать достижения, полученные в результате исследований современного российского общества, исторической памяти, в социальную диагностику и в социологическую экспертизу. Временная множественность социологии проявляется в том, что социологическое знание неоднократно получает прикладное подтверждение — в рамках общества, в разное время и в различных обществах и сферах, если перефразировать выражение А.Е. Гофмана относительно модернизации¹³⁵. Отметим, для будущего российской социологии важно, чтобы:

во-первых, в обществе сформировалась потребность в социальной компетентности, что означает свободу общества от тоталитаристских, фундаменталистских, анархистских идей и установок;

во-вторых, социологическое сообщество воспринималось не как сообщество оракулов или объединение профессиональных кланов, а как сообщество независимых, компетентных, имеющих гражданскую позицию экспертов.

В этом смысле социология будущего открывает уникальные возможности, так как связана с получением обладающей высокой степенью достоверности социологической информации и внедрением в социологическое знание стандартов объективности и гражданской ангажированности. Социологическая традиция условно консервативна, т.е. в развитии социологии лежит преемственность социологического знания, и никакие революции, смены парадигм не смогут привести к полному разрыву с предшествующей социологической теорией, так как это означало бы утрату целостности социологии, наступление эпохи фрагментированности социологического знания. Поэтому для отечественного социологического сообщества важно выработать баланс традиции и развития, что вполне осуществимо, однако осложняется «вбросом» в социологию спорных идей, например идеи о конце социологии, об исчерпанности социологии как системы социально-теоретического знания.

Но анализ современного состояния мировой социологической мысли свидетельствует о том, что открываются новые предметные поля, особенно учеными стран Латинской Америки, Индии, Китая. Речь идет, в частности, о введении в социологию принципа куль- турализма. За этим клише скрывается вполне реальный процесс глобализации социологии, отхода от традиционных тем, связанных с европейской традицией. Здесь уместно напомнить опыт американской социологии 1960-х-1970-х гг. в эпоху доминирования структурнофункционального анализа. Постулируя принцип социального равновесия, что оправдано с точки зрения понимания социологией проблем социальной стабильности и социального порядка, социологи структурнофункционального направления реально осознали ограниченность данного подхода в исследовании проблем молодежи, расовой проблемы, новых организаций, наконец, в целом того сдвига, который произошел в общественном сознании США в 1960-е гг. в связи с войной во Вьетнаме, дискредитацией официальных американских институтов, движением за гражданские права и, наконец, в связи с кризисом американских традиционных ценностей, возникновением новых форм морали среди молодежи.

Как отреагировала американская социологическая мысль при осознании того, что ближайшее буду- 148

щее страны принадлежит именно тем, кого могли ранее презрительно охарактеризовать как социальных маргиналов или отщепенцев? В работах А. Инкельса, Дж.Э. Девиса, Р.Н. Бейла очевидна тенденция не только включать основные единицы специализированной социетальной функции, характерные для промышленных и государственных институтов, но и перейти к осмыслению локальных общностей, осуществлять структурный акцент и в то же время добиваться эмпирических достижений в сфере, казалось бы, пограничной с социальной психологией^[3]. Таким образом, не поступаясь принципом социологической нейтральности, что Ч. Миллс квалифицировал как социальную апологетику, социологи были вынуждены не только рассматривать наблюдаемые социальные процессы с точки зрения функционирования социальной системы в целом, детерминант социальной структуры и процессов, но и определить, что стало общественным стимулом изменений, а именно, проблема социальной и равной справедливости^[4]. Нс преувеличивая значение данного сдвига, можно утверждать, что картина американской социологии стала изменяться, так как в нее были включены проблемы, ранее не доступные по теоретическим и идеологическим соображениям.

Для российской отечественной мысли американский опыт важен тем, что введение в социологический дискурс новых проблем является императивом развития социологии, дает мощный стимул для роста социологического знания. Разумеется, социолог не может полностью нести ответственность за использование полученных им результатов и обобщений в обществе, так как это определяется не только квалификацией социологического общества, но и потребностью общества в социологическом диагнозе, а также включением социологического знания в управленческий процесс. При этом несомненно, что социологическая мысль изменяется под влиянием социальных перемен, возникновения новых социальных реальностей. Другое дело, в какой степени социология становится опережающим знанием, предвидит новые социальные тенденции, преобразуется в систему социально ориентирующего знания.

Американская социологическая мысль 1960-х- 1970-х гг. в целом осталась на позиции структурнофункционального анализа как отличительного качества американской социологической мысли, когда социологический анализ был сведен к пониманию структуры функционирования социальных систем^[5]. Однако в этом смысле новые исследования предполагали переход к социальному контексту действий индивидов, созданию всеобъемлющей объяснительной схемы, требующей интеграции или координации социально-структурного и личностного аспектов, следовательно, и создания нового уровня фундаментального знания^[6].

Если рассматривать данную познавательную ситуацию с точки зрения развития отечественной социологической мысли, можно утверждать: социология развивается прежде всего в качественном измерении, что сводится к повышению уровня объяснительности и прогностики социальных процессов в контексте социологической мысли и созданию новых методик социологического исследования. Как отмечает Ж.Т. Тощенко, российская социология вступила в эпоху масштабных исследований экономического, политического, нравственного и других видов общественного сознания, а также их реализации в процессе социальной практики. При этом немалую сложность при анализе функционирования современного общества в России, его социального и духовного развития представляют явления, на которые ранее социологи не обращали должного внимания: аномия, основные проявления которой — безразличие, апатия, фрустрация, агрессивность, демонстративность, неподконтрольность, рост ксенофобии и этнофобии, макдональдизация сознания, архаизация социальной практики, утрата значительной частью населения этических и нравственных ориентиров^[7].

Очевидно, комплекс обоснованно актуализируемых Ж.Т. Тощенко проблем связан с тем, что внутренние источники развития отечественной социологической мысли до сих пор являются предельными, а новые феномены общественной жизни, которые не укладываются в рамки социальной нормативности, выводят за пределы социологии. Однако инициативу в рассмотрении этих проблем часто перехватывают социологи и исследователи, апеллирующие к умозрительным категориям, бездоказательно рассуждающие о врожденной агрессивности российского общества, присущем россиянам стремлении к архаике, о том, что вне государственного контроля россияне не могут быть свободными и им свойственны апатия, настроения социальной аномии. В этом смысле социология будущего позволяет преодолеть предрассудки об отставании отечественной социологии, так как российские социологи ориентируются на новейшие достижения, на мысль о праве на автономность, на реализацию интеллектуального потенциала, выдвижение собственных оригинальных идей. Действительно, рассмотрение новой проблематики означает и расширение предметного поля социологии, и выработку новых инструментов социологического познания исследования действительности.

Социальная реальность российского общества динамична. За внешними явлениями скрываются глубинные, имеющие неоднозначные последствия процессы. Так, формирование креативного класса, рост солида- ристских практик сопровождаются продолжением социальной маргинализации отдельных слоев населения, деградацией духовной среды. В связи с этим важно совместить исследования актуального социального, социально-прикладного характера и проективные исследования, определяющие движение российского общества к будущему. В этом состоит смысл социальной диагностики, которая моделирует будущее на основании системного анализа факторов, подготавливающих будущее.

В данном контексте социология будущего воздействует на развитие отечественной социологической мысли, ставит перед ней новые теоретические вызовы, поднимая планку требований к социологическому знанию по критерию социальной диагностики^[8]. Проблематика социологии будущего, затрагивающая формирование в российском обществе групп креативного класса, ориентированных и созидающих будущее, со- лидаристские практики, реально утверждающих принцип и формулу равных возможностей, демократию участия на основе диалога власти и общества, предполагает, что отечественная социологическая мысль включает реальное исследование процессов, которые на первый взгляд выглядят конъюнктурными. Речь идет о том, что состояние российской социологической мысли не позволяет создать картину самопознания российского общества, так как ориентирована, казалось бы, на приоритетные, но в реальности оказывающиеся побочными процессы российской жизни. Конкретизируя это положение, можно сказать, что иерархия исследовательских приоритетов складывается под влиянием социальной, политической, рыночной конъюнктуры, а господство в 1990-е гг. электоральной социологии, которая, впрочем, и сегодня не утратила своего значения, сменилось вроде бы углубленным анализом проблем среднего класса, региональных диспропорций, ценностных ориентаций россиян и в то же время содержит ограничительные моменты, связанные с существованием в социологическом сообществе зависимости от заказчика.

Понятно, что в условиях рыночной экономики социологи вынуждены адаптироваться к изменениям, однако сохранение автономности социологического сообщества, самостоятельность теоретических и гражданских позиций дают шанс на развитие социологии, тогда как усиление зависимости приводит к утрате престижа социологического знания, к недоверию, которое могут испытывать наиболее активные слои общества.

Это обстоятельство позволяет утверждать, что социология будущего, являясь граждански ангажированной, содержит и определяет выбор в пользу профессиональной компетентности социологии, так как открывает новые предметные сферы социологического знания, которые действительно требуют профессиональной высококвалифицированной оценки. Кроме того, в социологическом сообществе наблюдается конкуренция в рамках сценарного мышления социологов, способности не только фиксировать картины будущего в общественных настроениях, но и определять, какие картины будущего наиболее соответствуют потенциалу российского общества.

Таким образом, развитие отечественной социологической мысли путем придания социологии будущего статуса самостоятельной социологической дисциплины не только открывает границы междисциплинарного взаимодействия, но и в значительной степени способствует росту социологического знания. Это подтверждается тем, что социология будущего как знание в становлении переформатирует отношение и к застарелым, казалось бы, тривиальным социологическим проблемам. В анализе социальной структуры российского общества появляется новый исследовательский сегмент, связанный с пересмотром критериев социальной стратификации, групповой идентичности, институциональных ресурсов.

В контексте изложенного выше можно утверждать, что социология будущего, с одной стороны, дает импульс развитию укоренившихся социологических теорий, а с другой — требует принятия новых интегративных парадигм. Дж. Ритцср, отмечая тенденцию развития интеграции в современной социологии, стремится 154

доказать, что социологическая мысль не может фокусироваться либо на макроуровне, либо на микроуровне и в современных обществах, где господствуют абстрактные системы с существенным пространственно-временным дистанцированием, огромное значение имеет доверие, и не только в обществе в целом, но и в экспертных системах, служащих высвобождающими механизмами в современном мире^[9]. Действительно, речь идет о том, что современность определяет вовлеченность социологии в рефлексивную организацию социальной жизни и, по утверждению Э. Гидденса, сама личность становится рефлексивным проектом. В силу этого обстоятельства социология будущего в определенной степени обосновывает ненасильственный вариант социальных изменений, так как:

во-первых, на коллективный уровень и повседневную жизнь пробиваются одни и те же вопросы и отечественная социология не может исключать из социальной жизни фундаментальные проблемы;

во-вторых, в отечественной социологии, и это следует из того, что принимаются различные сценарии и концептуальные схемы, есть определенный задел для концентрации исследовательского внимания на теоретическом творчестве, на том, что два континуума социальной реальности (микро-макроконтинуум и объективно-субъективное измерение) социального анализа имеют точку смыкания в будущем.

Определяя задачи социологической мысли на уровне социальной рефлексии, социология будущего ориентирует на лучшее понимание теории и создание новых обобщающих теоретических подходов. Сегодня судьба таких теоретических концептов, как макдональдиза- ция общества, критика глобального общества, несмотря на яркий метафоризм, исчерпывает себя, общество глобальности, сетевое общество уходят на второй план, поскольку обнаруживают только определенные срезы общественной жизни, ограниченные временные состояния, иногда лишь побочные тенденции. Понимая значение социологии будущего для развития отечественной социологической мысли, следует подчеркнуть, что в рамках поиска интегративной концепции, способной объединить усилия отечественных социологов, будущее является достаточно выверенной точкой отсчета. Когда речь заходит о том, что возникают определенные теоретические сложности, связанные с разделением утопического и социологически достоверного компонентов в понимании будущего, становится необходимым проведение реальных и обоснованных различий для того, чтобы иметь возможность изучать новую социальную реальность.

В этом смысле социология будущего относится к тому, что Дж. Ритцер описывает как объективно-субъективный континуум, более важный, чем существовавшее до этого деление на макро- и микроконтинуумы. Если переводить на язык взаимовлияния будущего, ориентироваться на оценку будущего российской социологии, то этот диагноз весьма точен. Действительно, российская социология в 1990-е гг. занималась исследованием макроконтинуума, а в настоящее время проводит социологический анализ микроконтинуума, но, безусловно, ей предстоит сделать значимый шаг в направлении исследования явлений, которые занимают промежуточное положение, обладают и объективными, и субъективны- 156

ми элементами^[10]. Эта позиция совпадает с тем, что такие видные российские социологи, как Ж.Т. Тощенко, М.К. Горшков, С.А. Кравченко, В.К. Левашов, называют трансформацией социологической мысли от описательное™ к диагностике. Как пишет М.К. Горшков, при всем многообразии разновидностей итогов социологической продукции среди них нс хватает еще одного — социологических оценок и суждений. Речь идет о социологической диагностике как о способе обобщения результатов эмпирических исследований^[11]. При этом автор указывает, что развитие социологии не связано с введением в оборот других понятий не из багажа социологии^[12].

Формирующаяся категориально-смысловая сетка социологии будущего развертывается в рамках социологической традиции и опирается на эмпирические социологические исследования, которые можно назвать социально-временными ориентациями российского общества. Следует подчеркнуть, что через социологию будущего оценка свойств, особенностей, состояний российского общества в рамках социологического диагноза приобретает качественно новый смысл. Крупномасштабные общероссийские исследования замечательны тем, что способствуют повышению статуса социологии в российском обществе. Вместе с тем реализация этих проектов социологических исследований позволяет выявить вектор развития российского общества.

Современная отечественная социологическая мысль проходит точку бифуркации, т.е. точку отсчета, в которой возможно появление альтернативных вариантов развития.

Первый вариант заключается в том, что, продуцируя внешне значимые результаты прикладных исследований, социология будет практически топтаться на месте в концептуальном аспекте, заниматься заимствованием новейших теорий в том виде, в каком они применимы к социальным практикам других обществ. В результате этого будут наблюдаться процесс неуклонного падения авторитета социологии и погружение ее в мелкотемье.

Второй вариант состоит в том, что будет осуществлен прорыв, в частности, предметным полем социологии станет проблема будущего российского общества. Эта цель не даст быстрых результатов, но будет стимулировать социологов творчески перерабатывать достижения мировой социологической мысли, включать механизм междисциплинарного эффекта не на уровне трансфузии готовых терминов и понятий, а путем их ввода в социологический оборот, селекционируя по критериям соответствия социологическому знанию и недопустимости утраты его специфики.

Разумеется, российская социология не изолирована от других социальных и гуманитарных дисциплин и серьезные результаты могут быть получены на пути их плодотворного реального синтеза. В частности, рассматривая такие аспекты, как взаимодействие социологии будущего с социальной философией, правом, социальной психологией, можно предполагать, что именно в этой сфере могут обкатываться пилотные проекты, поскольку социология будущего по существу актуализирует как фундаментальные (экзистенциальные) вопросы, имеющие философский характер, так и прикладные 158

проблемы, связанные с функционированием политикоправовой системы, оценкой социально-психологического состояния общества.

Когда в конце 1990-х гг. сформировался феномен осмысления социального анархизма в российском обществе, возникла проблема разграничения нормативного порядка и желаемого. Тогда же подверглась осмыслению теория критичности российской истории. В эпоху доминирования консенсуса между либералами и технократами на Западе, основанного на признании того, что научно-техническая революция является надежной альтернативой не только социальным революциям, но и колониальным захватам, а значит, и внешним войнам^[13], российская социология концептуализировала социальный анархизм только как исторический рецидив, свидетельство того, что при слабости государства общество впадает в состояние социальной аномии. Однако подобная концептуальная ось не учла важное обстоятельство, а именно: на уровне адаптивных стратегий россияне продемонстрировали высокий уровень социальной энергии и оптимизма. Анархические настроения, несмотря на резкие социальные негативные настроения, не доминировали в российском обществе и не определяли его перспективы.

На это указывает автор схемы российского анархизма В.Г. Федотова, когда пишет, что анархизм связан с институциональными дефектами и невозможно жить в состоянии анархизма, поэтому во внутреннем или международном плане рано или поздно придется поставить вопрос о роли государства^[14]. В целом мы согласны с этим утверждением, но следует отмстить, что автор ограничился констатацией актуального состояния так называемых самоадаптирующихся слоев населения и игнорировал тот факт, что большинство россиян придерживается позиции институционального порядка. В России не следует заново создавать институциональную систему, а необходимо исходить из того, что можно охарактеризовать как доминирование коллективных настроений и представлений о роли государства и будущем. Такая позиция имеет основания в том, что в современных условиях, несмотря на кризисные явления, не наблюдается возвращение к анархизму 1990-х гг. и россияне в целом поддерживают идею законности и порядка; в российском обществе при всех социальных и экономических трудностях в целом проявляется сдержанный оптимизм относительно будущего. Очевидно, большинство россиян, полагая, что Россия достойна судьбы великой державы, ориентировано на воспроизводство социального порядка и основной их претензией является именно то, что властные институты не реализуют до конца властные полномочия.

Важным моментом в развитии отечественной социологии, отмечает Ж.Т. Тощенко, являются новые резервы старых исследований^[15]. Речь идет о том, что отечественная социологическая мысль в определенной степени пострадала от того, что в начале 1990-х гг. появились признаки разрыва с социологической традицией, и социологи не обращали внимания на обстоятельные глубокие исследования проблем экономического, политического, исторического и нравственного сознания, которые проводились еще в советский период. Это определило возрастание рецессивности российской социологии, слепое копирование зарубежного социологического опыта без соотнесения его с российскими реалиями, отношение к прошлому, как к тому, что может сохраняться в виде исторических синдромов, рецидивов, в результате чего исследование прошлого перешло в сферу идеологизации, имеющую мало общего с социологическим анализом.

Между тем социология будущего, определяя единство трех временных ориентаций — прошлого, настоящего и будущего, стимулирует интерес к социологической традиции. В социологии будущего, как отмечалось выше, есть место и социологической инновации, и развитию традиционных социологических методов. Разумеется, методологический инструментарий, включающий структурно-деятельностный и субъектно-деятельностный подходы, определяется не догматически. Для исследования конкретной грани будущего используется метод, который имеет наибольшую аналитическую, объяснительную и прогностическую силу. В частности, по отношению к структурным переменам российского общества конкретизируются положения структурно-деятельностного подхода, а когда речь заходит о социальной субъектности, потенциале конкретных социальных групп в созидании будущего российского общества, привлекается субъектно-деятельностный подход. В принципе это не входит в противоречие с мировой социологической мыслью, где важным является выстраивание субъективно-объективного континуума.

Влияние отечественной социологии на перспективы развития социологии будущего неоднозначно. С одной стороны, в отечественной социологии есть запрос на социологию для общества, однако часто этот запрос интерпретируется в рамках социальной и политической конъюнктуры. С другой стороны, будущее рассматривается в контексте динамики социальных настроений, вследствие чего сфера социально-прикладных исследований будущего представляется суженой. Для того чтобы социология будущего стала самостоятельной отраслью социологического знания, продуцирующей его рост и связанной с формированием и разработкой новых теоретических моделей, требуется выполнение трех условий:

во-первых, в социологическом сообществе необходим консенсус по поводу возможности легитимации социологии будущего, определения ее предметного поля и включения в социологический репертуар;

во-вторых, социологи не должны жестко разделять социально-прикладные исследования и социологию будущего как некую социологическую схему, следует изыскивать возможности эмпирической идентификации процессов, изучаемых социологией будущего;

в-третьих, для отечественной социологии важным представляется расширение возможностей социальной диагностики, что позволяет не сосредоточиваться на конъюнктурных сферах социологического сознания и принять социологию будущего как содержащую потенциал научного роста^[16].

Действительно, существует проблема моделирования будущего, в котором множественность образов будущего создает иллюзию размытости социологического знания. Речь идет о том, что социологический диагноз, включающий процедуру моделирования, пока не проявил себя в полной мере как объяснительная схема. Между тем то, каким образом социология будущего направлена на описание текущего состояния социальной системы с тем, чтобы перейти к интерпретации будущего, позволяет говорить, что для отечественной социологической мысли важно принять социологию будущего как совокупность социологических практик^[17]. Вполне реальна ситуация, когда социология будущего развивает понимание социальной диагностики путем выбора будущего как основной проблемы, для которой важны не только цели исследования, но и определенные методологические принципы^[18]. Иначе говоря, для оценки перспектив социологии будущего следует добиваться прозрачности, ясности и достоверности ее результатов и для социологического сообщества, и для ориентированных на будущее социальных групп. Таким образом, взаимодействие и взаимовлияние социологии будущего и социологического знания в целом проявляются в постановке и разработке определенных теоретико-концептуальных и теоретико-методологических проблем, а также на уровне выработки новых критериев социально-прикладного исследования.

Так как социология будущего находится в проективном состоянии, в ее рамках могут найти воплощение качественные методы социологического исследования. Если исходить из непрерывности субъективно-объективного континуума общественной жизни, то основные точки соприкосновения с настоящим и прошлым в социологии будущего наблюдаются в рамках мониторинга изменений, которые имеют наиболее значимые последствия в формировании будущего. В современной социологической мысли определенную сложность представляет проблема непреднамеренных последствий и результатов, описываемая Э. Гидденсом, суть которой в том, что будущее не может быть запрограммировано и детерминировано состоянием настоящего. Действительно, в рамках социологии будущего необходимо использовать понятие вероятности исходя из того, что свойства социальных систем, структурированных в пространстве и во времени, выходит далеко за рамки контроля, который способен осуществить каждый актор^[19]. Это ограничение следует понимать так, что субъекты, ориентированные на будущее, не обладают тем уровнем компетентности, который можно было бы охарактеризовать как социальное предвидение, а социология будущего развивает диалектику преднамеренного и непреднамеренного, случайности и инвариантности. Отметим также, что при оценке влияния социологии будущего на состояние социологической мысли понятия, которые являются для социологии далекими, могут входить в социологический оборот через операционализацию в социологии будущего. Этот важный исследовательский момент обусловлен тем, что действительно инновации, связанные с междисциплинарным эффектом, часто неоднозначны, так как не проходят через промежуточные звенья, например теории пограничного типа.

Будущее социологии связано с развитием социологии будущего как перспективного направления социологического знания. Этот вывод закономерен, так как российская социология, чтобы не отстать от развития мировой социологической мысли и быть одновременно в проблематике собственного общества, получает запрос на рост социологического знания и социология будущего удовлетворяет этому запросу. Россияне, в том числе российские социологи, столкнулись и с внешними, и с внутренними вызовами. Внешний вызов отечественной социологии состоит в том, чтобы освоить пространство самостоятельности, не находиться в позиции вечно догоняющего. Внутренний вызов определяется тем, что социологическая мысль испытывает некоторый отрыв от действительности, а социологическое сообщество страдает и смысловым многоголосьем, и клановостью.

Можно сделать скидку на молодость российской социологической мысли, но необходимо помнить, что сами проблемы, связанные с определением перспектив развития социологии, возникли еще в 1990-е гг. Для того чтобы социология оформилась в целостную систему знания при сохранении разнообразия мировоззренческих и методологических установок социологов, уже в этот период ведущие российские социологи (Н.И. Лапин, В.А. Ядов, Ж.Т. Тощенко) пытались ответить на вопрос, как может развиваться российская социология: аккумулируя собственные проблемы, предлагая оригинальные теоретико-методологические решения, проводя качественный анализ происходящих социальных процессов и явлений.

Путь российской социологии не усыпан звездами, но тернии являются следствием замещения социологической дискуссии конъюнктурными схемами. Интересную точку зрения выдвигает М.К. Горшков. В период становления российской социологии (июль 1993 г.) существовали три точки зрения на будущее России:

первая — исходила из возможности сохранения стабильности в стране, проведения умеренных реформ;

вторая — связывала будущие реформы в России с утверждением современных стимулов труда;

третья — предвещала социальный катастрофизм.

К сожалению, социологическое сообщество стояло в стороне от этого процесса, считая, что нельзя быть вовлеченным в политические конфликты и потрясения. Такую позицию можно назвать разумным сосредоточением на организационных и внутренних проблемах социологии. Однако следует согласиться с М.К. Горшковым, что, если бы социологическая мысль реализовала мониторинг общественных настроений, возможно, позиция социологов повлияла бы на развитие умеренного сценария. Урок 1993 г. для отечественной социологии заключается в том, что, не отстаивая позицию автономности, необходимо проявлять чувство гражданской ангажированности и ответственности, предлагать обществу и власти свое видение социальных проблем.

Социология будущего придает этому тренду ускорение, поскольку связана с тем, что моделирует будущее исходя из возможных сценариев развития. Включение социологии будущего в контекст социологической мысли повысит уровень гражданской ангажированности социологии, позволит предложить обществу оптимальный сценарий развития, избежать социальные конфликты. В рамках социологии будущего возможно рассмотрение постсоветских реформ как единого процесса, который может быть оценен адекватно только через проблсма- тизацию будущего. Поэтому важно, чтобы социология будущего рассматривалась как имеющая право на легитимацию в социологическом знании.

Характерными приметами отечественной социологической мысли является стремление к формированию в обществе культуры социального компромисса и отсут- 166

ствие радикальных оценок и суждений, способных спровоцировать негативные общественные настроения. Важно, чтобы это восприняла социология будущего, которая не может быть проповедовать алармизм, катастрофизм или внушать обществу избыточную эйфорию. Очевидно, что нынешний кризис является фоном, на котором социологическая мысль будет моделировать будущее: от того, какие варианты будущего предложит социология обществу, во многом зависят социальные настроения. Ресурс прочности российского общества зависит не только от материальных накоплений граждан, но и от того, как СМИ, социальная мысль интерпретирует ситуацию в стране, по какой траектории происходят социальные изменения, как общество может реагировать на кризисную ситуацию, каков характер социальных тревог и ожиданий.

Как подчеркивает С.А. Кравченко, современное сложное общество характеризуется тем, что буквально на наших глазах возникают совершенно новые типы социальных взаимоотношений, новые типы мобильности, которые проявляются как на микро-, так и на макроуровнях^[20]. Отмеченные социальные тренды, внешне кажущиеся включенными в стратификационную проблематику, в реальности характеризуют гуманистический поворот в социологии, что требует от отечественной социологической мысли переинтерпретации таких традиционных критериев, как имущественное расслоение, власть, престиж, образование.

Социология будущего ориентирована на то, чтобы постигнуть эти сдвиги в рамках сценарного мышления, рассматривать структурные и институциональные изменения как непрерывный процесс социального обновления, ведущий к появлению новых социальных параметров и качеств. Поэтому рассматриваемые в социологии будущего проблемы выступают стимулом обновления отечественной социологической теории, придания ей новых смыслов.

Важное место занимает исследование конструирования реальности, которое, как отмечали П. Бергер и Т. Лукман, является процедурой повседневных практик. Хотя в них преобладает прагматический мотив^[21], для социологии важно исследование институционального мира как созданной человеком, сконструированной объективности^[22]. Последствием этого будет понимание специфики российского общества в том, что необходимо преодолеть ресурс объективированности, закрепленный в качестве социальной инерции. Это важно для понимания того, что социальная энергия общества, усилия отдельных индивидов и социальных групп создают фон будущего. Конструируя социальную реальность в настоящем, люди закладывают фундамент будущего. При этом отечественной социологии важно понять динамику развития российского общества, выяснить, какой вектор развития преобладает и влияет на будущее страны.

Российские социологи, отмечая расставание с предшествующей советской эпохой, до сих пор ограничиваются достаточно бедной констатацией постсоветского общества. Это имеет операциональный смысл, но не создает условия для понимания того, что общество, пережив период социальных трансформаций, принимает контуры стабильного общества и выросло новое поколение людей, которые имеют дело с современными социальными реальностями.

При исследовании этого процесса важно отмстить, что если отношение к предшествующему периоду характеризовалось категорией прошлого, то отношение к современности характеризуется категорией будущего. Это подтверждается тем, что россияне, адаптируясь к современным реальностям, формулируют свои ожидания относительно будущего, и социология будущего создает поле для изучения сдвигов в общественных настроениях. Иными словами, социология будущего обеспечивает рост знаний, которые позволяют диагностировать настоящее.

Социология будущего делает заявку на то, чтобы стать самостоятельной отраслью социологического знания, и то в то же время социология будущего развивается в русле социологической традиции. В связи с этим возникает уникальная возможность найти новые источники роста социологического знания, поддержать конструктивный диалог в социологическом сообществе и, наконец, прийти к определению того, что значит для отечественной социологии предназначение для общества. Можно надеяться на то, что социология будущего, если отнестись к ее становлению серьезно и с пониманием возникших проблем, станет катализатором развития отечественной социологической мысли.

• [1] Россия реформирующаяся. М., 2012. Вып. 11. С. 16.
• [2] Россия реформирующаяся. М., 2012. Вып. 11. С. 25.
• [3] Американская социология: перспективы, проблемы, методы.С. 29-33.
• [4] Там же. С. 34.
• [5] Американская социология: перспективы, проблемы, методы.С. 52.
• [6] Там же. С. 53.
• [7] Новые идеи в социологии. М., 2013. С. 22.
• [8] Волков Ю.Г. Социальная диагностика и социологическаяэкспертиза. С. 98.
• [9] Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.,2002. С. 489.
• [10] Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.,2002. С. 579.
• [11] Горшков М.К. Российское общество как оно есть. Т. 1. С. 15.
• [12] Там же. С. 15.
• [13] На перепутье. М., 1999. С. 7.
• [14] Там же. С. 138.
• [15] Новые идеи в социологии. М., 2013. С. 15-16.
• [16] Волков Ю.Г. Социальная диагностика и социологическаяэкспертиза. С. 64.
• [17] Там же. С. 104.
• [18] Там же. С. 111.
• [19] Гидденс Э. Устроение общества. С. 115.
• [20] Кравченко С.А. Указ. соч.
• [21] Бергер П., Лукман Т. Социальное конструированиереальности. М., 1995. С. 72.
• [22] Там же. С. 101.