КАБАРДА В УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ КНЯЗЯ П.Д. ЦИЦАНОВА

Князь П.Д. Цицианов с 1802 по 1806 гг. по воле императора Александра 1 был назначен главноуправляющим на Кавказ. Император надеялся, что военно-административная опытность и энергия князя будут способствовать укреплению российских позиций в Кавказском крае и удастся решить те задачи, которые оставили без положительных результатов для российских интересов его менее удачливые предшественники.

В своей административной деятельности князь П.Д. Цицианов был последователен и постоянен - уповал на «строгости» и силу, как универсальные средства, давностью применения и существования в кавказской среде проверенные.

Знаток Кавказа, историк Н.Ф. Дубровин, оценивая деятельность П.Д. Цицианова, писал, что «в своих административных распоряжениях князь Павел Дмитриевич становился в положение азиатских владетелей. <...> Вступая по своей обязанности в соприкосновение с различными ханами, хищными по наклонностям, коварными и вероломными по характеру, присущему всем азиатцам, князь Цицианов решился поступать с ними совершенно иначе, чем поступали его предместники. Вместо ласки и уступки в различного рода претензиях, по большей части неосновательных, новый главнокомандующий решился поступать твердо, быть верным в данном слове и исполнять непременно обещания или угрозу даже в том случае, если бы она была произнесена ошибочно»^[1].

Современный петербургский исследователь Я.А. Гордин, продолжая и поддерживая точку зрения Н.Ф. Дубровина, считает, что «Цицианов решил вести себя соответственно представлениям местных владетелей - то есть как восточный деспот, представляющий при этом цивилизованную европейскую державу<...>». Он «легко вживался в образ могучего сатрапа, хана над ханами, не останавливающегося ни перед какими средствами для достижения полного повиновения»^[2].

П.Д. Цицианов был уверен, что только демонстрация силы может привести к спокойствию в Грузии, укреплению границ и овладению Кавказом, делал ставку на устрашение и моральное подавление своих оппонентов, стремился показать своему противнику «его ничтожность по сравнению с Российской властью, жалкость и смехотворность его претензий на любое волеизъявление»^[3].

Высоко оценивал деятельность князя П.Д. Цицианова и его не менее известный современник, генерал П.А. Ермолов, по авторитетному мнению которого, князь П.Д. Цицианов за три года заложил фундамент русского владычества на Кавказе и «который всем может быть образцом». В 1816 г., будучи назначеным на Кавказ в качестве главноуправляющего, А.П. Ермолов снова высказался в пользу князя в письме к графу М.С. Воронцову: «Здесь надобно другого князя Цицианова, которому я дивлюсь и которого после смерти почувствовали здесь цену»^[4].

Я.А. Гордин, оценивая вклад Павла Дмитриевича в «русское дело» на Кавказе, считает, что именно князь Цицианов «определил основные черты взаимоотношений России и горских народов на десятилетия вперед, именно он наметил основы и силовой и мирной политики со стороны российских властей на Кавказе»^[5].

Сомнений в правильности своих методов управления в кавказских делах у князя Цицианова не было до тех пор, пока ему не пришлось столкнуться с кабардинцами и вести долгие и тяжелые военные действия против них. Отчаявшись замирить Кабарду «вооруженной рукой» и наблюдая сближение ее с соседними племенами (балкарцами, карачаевцами и осетинами) против российских властей, П.Д. Цицианов решился на эксперимент - использовать другой подход, ранее им не практиковавшийся.

Волнения в Кабарде продолжались с перерывами с 1794 г. Попытки предшественников князя П.Д. Цицианова «водворить суд и порядок» среди кабардинцев приводили к перманентному брожению и регулярным набегам на Кавказскую линию. Новая вспышка активности немирных кабардинцев произошла в 1803 г. после того, как по приказу князя Цицианова было построено Кисловодское укрепление на месте, «представлявшем собой стратегический узел связи Кабарды с закубанцами, а через них с Турцией и Крымом»^[6].

Кабардинцы расценили эти действия как очередное покушение на подвластные им территории и как очередной шаг, нацеленный на изъятие последних способов сохранения между ними свободы решения их внутренних взаимодействий. Князь Цицианов был взбешен действиями кабардинцев и направил к почетным князьям, узденям и эфендиям Большой и Малой Кабарды письменное послание, в котором укорял их за то, что «вы те, кои на верность присягали пред всемогущим Богом и на Алкоране, и после дерзаете быть непослушны целый год неповиновения? Кровь во мне кипит, как в котле, и члены все мои трясутся от жадности напоить земли ваши кровию непослушников; не уговаривания по прежнему или переговоров ждите <...> ждите, по-моему правилу, штыков, ядер и пролития вашей крови реками»^[7].

Для наказания «ветренников» князь П.Д. Цицианов в 1804 г. отправил в Кабарду генерала Глазенапа, который несколькими жестокими экзекуциями «доказал силу русского оружия», но ожидаемого результата не добился^[8]. И хотя генерал Глазенап 16 мая 1804 г. сообщал главнокомандующему, что «победоносное российское войско столь страшное сделало впечатление на кабардинцев, что их теперь можно с справедливостью почесть вновь покоренным народом», замирения в Кабарде не случилось, а потому в марте 1805 г.

пришлось снова совершать кровавую экспедицию в кабардинские пределы^[9].

Важность Кабарды для России состояла в том, что она имела центральное расположение на Кавказе и перекрывала кратчайшую дорогу в Грузию. Кроме того, замирить Кабарду необходимо было и для того, чтобы отсечь опасный район Чечни и Дагестана от беспокойных и неуправляемых многочисленных племен Западного Кавказа.

Весь край немало терпел от народов, которые населяли Кавказский хребет. Ближе к Малой и Большой Кабарде чеченцы, осетины и сами кабардинцы производили

«хищничества» по дорогам, ведущим в Грузию. В

«хищничествах также беспрестанно упражнялись» закубанские народы, как против своих соседей, так и против черноморских казаков.

Усмирить силой эти горские народы было крайне трудно, да и примеры мировой истории доказывают почти невыполнимость этой задачи. Но та же история предоставляет примеры того, как первенствующие среди некоторых племен народы, своим влиянием и силой в горской среде подчиняли себе непокорную вольницу.

Российские власти считали, что таким первенствующим народом среди племен горских были кабардинцы. А потому «если бы из сих племен первенствующие были в наших видах, то влиянием своим и силою они могли бы много иметь действия на усмирение других»^[10].

Чрезвычайная необходимость вынудила князя Цицианова переменить тактику и к решительным силовым методам воздействия на кабардинцев прибавить приемы умиротворения невоенной рукой. Князь обращался в Петербург с предложением о «преобразовании системы, доныне существующего управления Большою Кабардою и о заведениях там, дабы удобнее соделать сию обширную часть Кавказа полезною для

России и отвлечь народ оную обитающий от хищничеств, водворив посреди его процветание»^[11].

Силою и обусловленностью, прежде всего субъективными факторами, князь Цицианов не мог сам реализовывать новую программу действий в Кабарде, так как она хоть и была им замыслена, но противоречила его натуре и могла умалить его устоявшуюся репутацию. Для реализации новой программы действий князю Цицианову понадобился человек одновременно хорошо знающий кавказские реалии, и бывший во многом новым, не связанным с его репутацией, но понимающий и послушный его воле, а кабардинцам непротивный.

Бывший пристав при кабардинском народе Н.С. Стемпковский - пристав слабый, «не имевшего способности в трехлетнее пребывание при сем народе завесть хотя какую-либо партию своей стороны» совершенно не годился для реализации задуманного эксперимента^[12]. Стемпковский во многом был причиной «ослушания кабардинского народа, требующего к управлению сколько кротости, столько или вдвое строгости, справедливости и бескорыстия»^[12].

Таким человеком, по видам главноуправляющего, был его давний знакомец отставной полковник Дельпоццо, которого он протежировал и который был назначен 29 января 1805 г. начальником над обеими Кабардами.

Князь П.Д. Цицианов дал подробные инструкции новому кабардинскому начальнику, нацеливая его на поведение «коего держаться надлежит при управлении сим неспокойным и к хищнической жизни приобвыкшим народом»^[14]. Главноуправляющий Кавказом отмечал, что до сих пор вся система управления в Кабардах, состояла в «обуздании лютости их» поддержанием в узденях неповиновения к их князьям и выплатой пенсиона для тех, кто сотрудничал с российскими властями. Князь П.Д. Цицианов из опыта своих предшественников пришел к заключению, что «оба эти способа вредны, нежели к пользе цели служащими, ибо первым, содержа узденей против их князей во вражде, не чувствительно Россия вселяла в них военный дух и заставляла по необходимости делаться от года к году больше военными людьми, нежели спокойными обывателями, следовательно не обещающими оставить свои дикие и пагубные привычки»^[14].

Что же касается второго способа, то он порождал зависть среди кабардинцев к тем, кто получал от русских пенсионы и одновременно поселял презрение и неуважение первых ко вторым, считавших их предателями. Те из кабардинцев, которые, получив какие-либо награды от России и побывав в Петербурге, возвратившись в Кабарду, «много теряют уважение от своих собратий, как <...> Измаил-бей, сколько в Кабарде ни сильна его фамилия, доселе не мог приобрести себе доверие от своих единоверцев»^[16].

Поэтому те из кабардинских узденей или князей, которые соглашались сотрудничать с российскими властями, были малоспособны быть действительно полезными России.

Исходя из вышесказанного, князь П.Д. Цицианов, настоятельно рекомендовал генерал-майору И.П. Дельпоццо прежнюю систему оставить и использовать новую, основываясь на трех главнейших ее предметах: 1) на перемене их (кабардинцев - Авт.) воспитания; 2) на введение в Кабарду роскоши; 3) на сближение Кабарды с российскими нравами, «покровительствуя наружно их веру и умножая случаи их сообщения с россиянами»^[14].

Так как главнейшее неудовольствие среди кабардинцев порождалось введением родовых судов, нарушавших всю систему их внутренних регуляций, то «стараться узнать и разведать мысли сего народа, будут ли они довольны тем, чтобы первую инстанцию разбирательств их сверх всякого рода дел поручить их муллам, кадиям и ахундам с тем, чтобы они представляли ежемесячно верховному Пограничному Суду о числе бывших дел и без спора с судом кончившихся. В важных же случаях решение представляли этому верховному Пограничному Суду, представляя сему и апелляцию на суд ахундов» .

Для российских властей вопрос о суде и расправе был делом первостепенной важности, так как был средством перевоспитания кавказцев, внедрения в их среду системы российского правосознания и правоприменения. Разница представлений о том, что есть преступное деяние, а что есть традиция и норма, порождала трудно разрешимые противоречия. Первыми в этом ряду противоречий стояли набеги (хищничество в русском толковании - Авт.), совершать которые горцы считали своим неотъемлемым правом и одной из статей их благосостояния, в то время как российские власти квалифицировали их как тягчайшие преступления.

Намереваясь скоро решить дело в пользу России, а также, исходя из своего опыта и поддерживая свою репутацию, князь П.Д. Цицианов направил письмо к князьям, узденям, эфендиям, муллам и старшинам Большой и Малой Кабарды, в котором по праву сильнейшего настоятельно рекомендовал им не упрямиться и раскаяться и тогда «благоденствие ваше недалеко от вас», обещал он им^{[14] [19]}.

Князь П.Д. Цицианов не допускал мысли об ослушании перед волей российского монарха, а приверженность кабардинцев своим обычаям, понимал как «неразумие, ветренничество и беспутство»^[20].

Реакцией кабардинцев на послание главноуправляющего стали встречи 11 марта 1805 г. на реке Баксан и 14 марта на реке Шелухе, где владетельные князья из родов Бскмурзина и Кайтукина с узденями и прочими почетными кабардинцами числом до 2000 человек встречались с российскими властями и обещали, что «они на все требования от них к выполнению приступят»^[21].

24 марта 1805 г. приезжали в Прохладную к генерал- майору И.П. Дельпоццо владетельные князья из родов Мисостова и Атажукина с узденями и также все российские требования удовлетворить согласились. При этом от генерал- майора Дельпоццо не укрылось то, что «кабардинцы не имели к нам совершенно доверенности», и приезжали только попытаться в очередной раз изменить ситуацию в сторону большей справедливости и учета своих интересов. От того как пойдут дела зависела перспектива построения отношений, как для кабардинцев, так и для русских.

Генерал-майор И.П. Дельпоццо сообщал в рапорте от 26 марта 1805 г., что кабардинцы недоверчивы к русским властям из-за того, что прежние начальники, которым вручалась власть над ними, притесняли их и грабили, а в справедливых их просьбах отказывали. Претензиям же к кабардинцам (кои не безгрешны, они сами это признавали), предъявлялись без всякого исследования обстоятельств случавшегося, например, большинство случаев воровства скота из дворов русских поселенцев вменялось в вину кабардинцам. Это происходило даже тогда, когда следы воровства вели внутрь русских границ.

Генерал-майор Дельпоццо писал князю Цицианову, что «ежели я могу, чего сердечно желаю достичь до той цели, чтоб прекратить совершенно все обиды и притеснения, прежде кабардинцам наводимые», то хотел бы содействовать установлению недостающей справедливости в отношениях с ними и выражал при этом надежду, что «сколько ни есть сей народ необузданной и грубой, прийдет со временем в совершенное спокойствие и повиновение»^[22].

Генерал также сообщал кабардинцам, что «всякие их справедливые требования удовлетворяемы будут в точности и отнюдь ни от кого обижены и притесняемы не будут»^[23].

Получив данный рапорт от генерал-майора Дельпоццо, князь П.Д. Цицианов был изумлен и слишком сожалел о снисходительности кабардинского начальника. Князь указал генералу Дельпоццо, что «повинующийся трактатов делать не смеет. Обратясь к их намерениям, в случае таком, ежели разрешения мои не будут соответственны их ожиданиям, то они как я полагаю, вступят ко мне с новыми просительными пунктами, прежде нежели учинят присягу»^[24].

Таких пунктов князь Цицианов от кабардинцев не собирался принимать, ибо это могло походить на трактат, заключенный государем со своими подданными, что

неприлично и унизительно в данном случае. Однако как не досадовал князь Цицианов, интересы дела требовали использовать любой шанс для решения поставленных перед ним задач. Действия генерал-майора Дельпоццо выходили за рамки прежде допускаемого, но для этого он и был призван самим же главнокомандующим и к тому же традиционное упование на жесткость силы, как оказалось, не принесло искомых результатов. Можно было еще и еще посылать генерала Глазенапа перепахать всю Кабарду русскими штыками, но опыт удостоверял, что мощь штыка не везде полезна. Наконец, Петербург не устанавливал методы достижения российского господства на Кавказе, он требовал единственно результатов.

После выговора генерал-майору И.П. Дельпоццо, однако, князь П.Д. Цицианов в нарушение своих принципов, что ему особенно не могло быть приятным, решил рассмотреть просьбы кабардинцев к российским властям. 9 мая 1805 г. главнокомандующий направил очередное послание (приказ) обеим Кабардам. Он писал: «Ветреные и легкомысленные! Наконец за безрассудность вашу доведенные до последнего разорения, вы опомнились и вошли в повиновение, но за изменнические поступки ваши хотя и теперь не должен бы я был вас миловать, но зная неизреченное милосердие Его Императорского Величества <...> прощаю вам, буде бросите свою ветренность, столь для вас пагубную, и впредь пребудете нерушимо верны»^[25].

Князь П.Д. Цицианов согласился учредить родовые суды в Кабардах на просимых кабардинцами основаниях и составить на их правилах выбор судей, при этом оговорив, что «если бы обиженный не получил удовлетворения <...> мог перенесть дело свое в Пограничный Суд», то есть российские власти не упускали нитей судопроизводства и возможности воздействия на кабардинский народ из своих рук.

Князь П.Д. Цицианов так повел дело, что даже там, где он восстанавливал справедливость, попранную не по вине кабардинцев, представлял ситуацию такой стороной, что она реализовывалась как его собственная добрая воля.

Решая спорный вопрос о недостатке пастбищных мест вокруг Кисловодского укрепления, он сообщал кабардинцам, что только из уважения к крайности «до какой дошли вы через свое беспутство и дабы могли чувствовать сколь милосердно к вам российское правление, предписано генерал-лейтенанту Глазенапу отделить потребное количество пастбищных мест, далее которых не могли воинские команды выпасать своих табунов, а остальное пространство, весьма достаточное для прокормления скота, приказал отдать навсегда кабардинцам»^[26].

Рассматривая просьбу о возврате черных людей и абазинцев, «удалившихся из-под кабардинской зависимости» под покровительство России, князь П.Д. Цицианов спрашивал доказательственных прав на такое владычество. Он потребовал: «Докажите неоспоримые свои на них права и почему сии народы вам принадлежат: потому ли, что вы их сильнее, или оные издревле от предков еще ваших были в зависимости? В первом случае мой совершенный вам отказ, а в последнем - мое покровительство и приведение их по-прежнему в вашу зависимость»^[26].

В данном случае князь П.Д. Цицианов стоял на страже феодальных порядков, которые не казались ему несправедливыми или противоестественными. Напротив, их естественность несомненна, но требовала таких же вытекавших из феодального права естественных оснований.

Князь П.Д. Цицианов, как представитель российской феодальной знати, не только не стремился разрушить феодальные порядки в Кабарде, но, понимая их структурообразующую силу, всячески поддерживал, так как феодально структурированная Кабарда представляла систему, с помощью которой российские власти могли поставить под свой контроль многих «ветреников и хищников», а потому на просьбу владетельных князей не принимать и возвращать им беглых холопов, Павел Дмитриевич повелел ни одного беглого из Кабарды нигде не принимать и возвращать их владельцам, кроме тех, кто принял веру Христову.

Кроме того, князь П.Д. Цицианов испросил Высочайшего повеления, чтобы в Екатеринограде, в Георгиевске и в Константиногорске разрешить кабардинцам продавать не только продукты питания, но и «всякие домашние произведения, лишь бы их собственные были», позволив ввозить и продавать беспошлинно. От этого «ремёсла в кабардинской области умножились бы, а кочующая жизнь истребилась бы. Деньги появятся обильно в оной, а наконец богатство и сбережения его укротит их в хищничестве и исправит нравы, тем паче, что в непросвещенном народе, кому терять нечего, тот храбрость свою почитает единственным средством приобретения лучшей жизни»^[28].

Кабардинским князьям предлагалась возможность службы в российской столице в рядах Кабардинского гвардейского эскадрона. Эта служба, по мысли князя П.Д. Цицианова, «произведет в них вкус к лучшей жизни, познают роскошь столицы... и сиим средством сближатся они с благонравием и предпочтут спокойную жизнь жизни хищников и разбойников»^[28].

Главнокомандующий также считал, что необходимо следует «возможными ободрениями поддерживать всех тех князей кабардинских, кои совершенно преданы России и исполнены усердия в службе...»^[12].

Среди таких был князь Канчокин, имевший в Малой Кабарде до 300 домов и принявший веру греческую. Имея деревню в 25 верстах от Моздока по дороге, ведущей с Кавказской линии в Грузию, он не только гостеприимством, но и зависящими от него способами помощи от всех русских заслужил особое уважение и общую благодарность^[12].

Генерал Цицианов, чья опытность и интуиция во взаимодействиях с кавказскими народами подсказывала ему разнообразные способы влияния на них, предлагал удерживать кабардинцев в должном повиновении проверенным средством — взятием у них аманатов от лучших домов, что «удержит их в границах благопристойности»^[32].

В подтверждение своей мысли, князь П.Д. Цицианов напомнил генерал-майору И.П. Дельпоццо о том, как изменилось поведение всех татарских агаларов и старшин, после того, как у них были взяты аманаты. В 1805 г., когда к границам Дагестана приближался Аббас, сын Баба хана, с войском, «они не только не поколебались, но столь храбро сражались на стороне русских, что Аббас едва спасся бегством»^[32].

Поэтому князь Цицианов заключал, что «и кабардинцы были бы послушны и верны, если бы также от них взять аманатов из лучших фамилий»^[32]. Кроме того, он старался не допускать сношений кабардинцев с персами.

Узнав, о том, что от общества некоторых кабардинских князей посылали узденя Жантемира Окоова к Баба хану, князь Цицианов приказал генерал-лейтенанту Г.И. Глазенапу и генерал-майору И.П. Дельпоццо «принять все меры к перехвату узденя, везшего ответ Баба хана в Кабарду».

Генерал-лейтенантом Глазенапом были разосланы разные секретные команды для поимки узденя Окоова. Кизлярский комендант Гоколов послал казачью команду в Терки, где находился разыскиваемый уздень. По взморью скрытными дорогами эта команда добралась до места и захватила узденя с бывшими с ним бумагами и спутниками, и также скрытно (по ночам) доставила пленников сначала в Кизляр, а оттуда в Г еоргиевск.

Среди захваченных бумаг было 36 писем к разным кабардинским, чеченским и осетинским старшинам, возбуждавшим их к восстанию против России. После разбирательства князь Цицианов продержал арестованных до глубокой зимы в крепости, а затем их тайно перевезли снова в Кизляр и предали суду за измену^[35].

Скоро об этом было оповещено в Кабарде, что, по мысли главноуправляющего, должно было внушить другим кабардинцам страх, «ибо уже проверенно, что страх наиболее действует на них и удерживает их в границах повиновения»^[20].

Из выше изложенного проистекает заключение о том, что, отчаявшись достичь своих целей единственно «строгостями» и силой, князь П.Д. Цицианов стал искать способов и мер иного пути - мирного приручения и нравственного просвещения «азиатцев» путем адаптации их к российской системе ценностей.

Долгое сопротивление кабардинцев новым основаниям жизни, преобразовывавшим Кавказ русской рукою, вынудили Цицианова, если не отказаться, то внести существенные коррективы в его устоявшуюся управленческую практику, хотя шел он на это с большой неохотой и многими оговорками.

Новая метода управления, прежде всего Большой и Малой Кабардами реализовывалась, хотя по замыслам П.Д. Цицианова, руками генерала И.П. Дельпоццо, что позволяло главноуправляющему сохранять свою репутацию нерушимого в своих словах и действиях начальника, представляющего среди «азиатцев» великую державу, управляющуюся строгим, но справедливым и милосердным государем.

• [1] Дубровин Н.Ф. История войн и владычества русских на Кавказе. - СПб.,1888. Т.6. С.28.
• [2] Гордин Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX в. -СПб., 2000. С.69.
• [3] Там же. С.75.
• [4] Там же. С.57.
• [5] Там же. С.56.
• [6] Бейтуганов С. Кабарда и Ермолов. Очерки истории. - Нальчик, 1993. С.23.
• [7] Акты, собранные кавказской археографической комиссией. (АКАК). -Тифлис, 1868. Т.2. С.954.
• [8] Гордин Я.А. Указ. соч. С.83.
• [9] Цит. по Бейтуганов С. Указ. соч. С.24-25.
• [10] АКАК. Тифлис, 1868. Т.2. С.957.
• [11] Там же. С.955.
• [12] Там же. С.952.
• [13] Там же. С.952.
• [14] Там же. С.959.
• [15] Там же. С.959.
• [16] Там же. С.981
• [17] Там же. С.959.
• [18] Там же. С.959.
• [19] Там же. С.960
• [20] Там же.
• [21] Там же. С.961.
• [22] Там же. С.962.
• [23] Там же. С.261.
• [24] Там же. С.963.
• [25] Там же. С.965.
• [26] Там же. С.966.
• [27] Там же. С.966.
• [28] Там же. С.953.
• [29] Там же. С.953.
• [30] Там же. С.952.
• [31] Там же. С.952.
• [32] Там же. С.981.
• [33] Там же. С.981.
• [34] Там же. С.981.
• [35] Там же. С.980.
• [36] Там же.