Политическая формула и универсальные религии
С появлением мировых религий история человечества усложнилась новыми факторами. Мы уже видели, что еще до их появления, социальный тип, несмотря на его стремление к единству, мог оказаться разделенным на обособленные политические организмы. С учетом указанных религий этот фактор стал более всеохватывающим и более неизбежным, который смог породить то, что в Европе было определено как борьба государства и церкви. Противостояние родилось главным образом из того, что линия, направленная на единство социального типа оставалась, но была осложнена весьма мощными силами. Затем произошло то, что если с одной стороны политическая организация постоянно стремилась оправдать свое существование положениями господствующей религии, то с другой стороны сама религия пыталась всегда утвердиться у политической власти, слиться с нею, сделать ее инструментом достижения собственных целей и своего влияния.
В магометанских странах религия и политика оказались наиболее тесно соединены. Глава исламского государства очень часто становился калифом одного из наиболее важных течений, на которые подразделяется ислам или же получал инвеституру, полномочия от калифа. Верно и то, что за последние века эта инвеститура часто оказывалась пустой формальностью, поскольку калиф, лишенный опоры на светские силы, не мог противостоять более мощным оппонентам. Но необходимо иметь в виду, что в период между упадком аббасидов в Багдаде до момента появления обширной оттоманской империи уровень мусульманской нетерпимости был значительно ниже сегодняшнего. Впоследствии, любая значительная революция или основание нового государства в магометанских странах почти всегда сопровождалась и оправдывалась новым религиозным расколом. Так произошло в средние века, когда возникли новые империи альморавидов и альмоха- дов. Тоже случилось и в девятнадцатом веке с выступлениями ваххабитов и восстаниями, возглавлявшимися Махди в Хартуме и Ондурма- ном в Марокко.
В Китае буддизм пребывал лояльно под защитой государства, согласившегося его признавать и охранять ради низших классов населения, последователей этого культа. В Японии к буддизму относятся терпимо, но сейчас правительство благосклонно настроено по отношению к старинной национальной религии синто. В Европе разнообразные христианские церкви существуют в очень непохожих условиях.
В России царь был главой ортодоксальной религии и авторитет церкви практически совпадал с авторитетом государства, более того, в глазах настоящего русского истинный подданный царя должен быть ортодоксальным греком. Даже в протестантских странах господствующие традиции носят характер официальных в большей или меньшей степени. Католицизм, после падения Римской империи, имел и до сих пор имеет большую независимость. В средневековье он мечтал о подчинении светской власти во всех странах, входивших в орбиту католицизма и даже был момент, когда папа мог рассчитывать на близкое осуществление широчайшего проекта объединения всего христианского мира, то есть всего социального типа, попадавшего прямо или косвенно под его влияние. Сейчас же он действует в общем компромиссами, оказывая поддержку светским властям и получая ее в ответ или же там и здесь в открытой борьбе с ними.
Политический организм, имеющий население, исповедующее указанные мировые религии или разделенное на приверженцев тех или иных течений одной из этих религий, должен иметь собственное юридическое и моральное основание, на которое опирается его политический класс. Он должен быть основан на национальных чувствах, длительной традиции автономии, на исторических воспоминаниях, на вековой преданности династии, короче, на чем-то своем особенном. Наряду с общим, общечеловеческим культом должен существовать, скажем, некий национальный культ, более или менее совместимый и скоординированный с первым. Обязанности, накладываемые обоими культами часто должны выполняться совокупно одним и тем же человеком. И в этой связи отметим, что далеко не всегда люди полностью готовы принять принципы, которыми они вдохновляются в своем поведении. Хотя на практике можно быть добрым католиком, оставаясь в то же время хорошим немцем, итальянцем или французом и верно служить протестантскому суверену или республике, провозгласившей официальный антиклерикализм. Иногда можно быть и настоящим патриотом и горячим социалистом, хотя социальная демократия, как католицизм, в своей основе противоположна национальной обособленности. Но такое согласие возможно, когда страсти еще не кипят. Сила логики убеждает в правоте англичан, когда в конце восемнадцатого века они, полагая, что король есть глава англиканской церкви, а папе должен подчиняться каждый настоящий католик, пришли к выводу, что последний не может быть в то же время и настоящим англичанином.
Когда существует более или менее скрытый антагонизм между доктриной или религией, ориентированной на универсальное и всеобщее и чувствами и традициями, поддерживающими партикуляризм государства, просто необходимо, чтобы эти последние были по- настоящему сильными, связанными с многообразными материальными интересами и значительная часть руководящего класса была бы глубоко пронизана ими сама и распространяла и поддерживала их в массах. А когда эта часть политического класса еще и прочно организована, она вполне может возглавить любые религиозные и доктринальные течения, оказывающие влияние на общество, которым она руководит. Но если эти чувства вялые, моральные и интеллектуальные силы недостаточны, их организация дефектна, а превалируют другие силы, то государство становится игрушкой в политике религий и универсальных доктрин, например, католицизма или социальной демократии.
